Борис Евсеев Афанасий Мамедов. Время четок. (Полные версии двух романов). – М.: Хроникёр, 2007, 565 с.
Почему полные версии двух романов Афанасия Мамедова, составившие его однотомник, сразу не вышли полностью? Ведь век политической и иной цензуры, кажется, навсегда канул в Лету? Насколько теряли и что именно «Хазарский ветер» и «Фрау Шрам» без некоторых своих кусков?
Здесь, однако, вовсе не вопрос цензуры. Суть в том, что названные романы все эти годы длились и доформировывались в самом авторе. В дело входили судьба и жизнь, их тихая, но мощная и отнюдь «незалитературенная» поступь чувствуется и в слоге романов, и в композиционном «текстостроительстве». Но прежде чем понять и оценить эти отъемы частей от целого, а потом их же воссоединение – нужно хотя бы бегло взглянуть, кто же такой Афанасий Мамедов, как работали его художественное чутье и писательская сноровка в последние годы.
Чуть бочком, как и положено бывшему боксеру, и абсолютно бесшумно, как это и свойственно бывалому авиатору, – движется Афанасий Мамедов по нынешней московской жизни. Родившийся в «оттепельном» Баку и проведший там первые двадцать пять лет жизни, впитавший в себя радость и боль двух не слишком близких этносов, он все еще присматривается к Москве, словно не угадывая толком своего будущего, не зная, останется ли Москва его городом навсегда, нет ли...
Воспоминания о прадеде-лесопромышленнике, владельце крупнейших сибирских фабрик, и о другом прадеде – первостатейном кондитере, притирают его к России. Но горячая южная кровь толкает, кажется, за ее пределы: дальше, выше, к новым берегам и пределам.
Однако охотнее и чаще всего – и вольно, и невольно – устремляется он мыслями в город своего детства и юности, в Баку.
О, что за город предстает перед нами в панорамном видении и в мягко-точечном, почти пуантилистском исполнении Афанасия Мамедова! Медоточивый и горчащий, упрямо-косный и до наивности правдивый, с таинственными старыми улочками и не враз рассекречивающими себя девушками, со скрытно набухающей и изливающей желчь в сточные канавы гражданской войной, с быстролетучей морской пеленой, которая враз застилает глаза при виде труждающихся мужских спин, и едва угадываемых под одеждами женских бедер, и, конечно, детских босых ног, детских же расквашенных носов.
«В грубой простоте речи» – так с лукавинкой говорит о своей прозе Афанасий Мамедов. На самом деле это не грубая простота, а великая медлительность и чарующая изворотливость. Этот кусок без всяких околичностей говорит о самом главном: о медитативно-повествовательном стиле Мамедова, стиле, который по-настоящему и является творцом великого виртуального Города!
Первый роман, «Хазарский ветер»: несколько линий, любовь, никаких привычных литературных побрякушек, внутрифразовые движения и интонации, далеко отходящие от Набокова, выискивающие и находящие именно свою теплоту и известковую крупитчатость, и при этом стремящиеся не назад, а вперед, куда-то к десятым–двадцатым годам ХХI века.
Второй роман, «Фрау Шрам»: еще большая обнаженность чувств, треплющий волоски на коже эрос, затонувшие соборы событий, необычные портреты (Нина, Илья и др.), втекающие вместе с обновленной авторской интонацией в текст, а после прочтения из текста выступающие и стоящие над ним, как стоят перед зарей над свежими кладбищенскими могилами фосфорические очертания нашего с вами будущего.
В давние армейские времена он был авиационным техником. Отправляя в полет «илы» и «сушки», любовался блеском и маневренностью воздушных судов, вычищенных и отрегулированных им до шестереночки, и еще до полета нетерпеливо отыскиваемых в предполагаемом пространстве. Та же история с романами. Точность и расчет, полетность и медлительное ожидание!
Мамедов смотрит вниз на людские судьбы, на город, на свои романы. Но мы-то должны смотреть вверх. Чтобы увидеть там и судьбы, и всю мелкую и до поры до времени ничтожную дребедень городской жизни, становящейся великой и всеохватной после очищения писательским зрением.
Весь этот воздушный флот городов, линий и лиц, перевозящий из забвения в вечность Город и его обитателей, где свободно парят символы и смыслы, точнейшие детали и таинственные предположения, где отуманенный временем реализм сменяется мягким и сладостным абсурдом бытия, где летит над Хазарским базаром Фрау Ветер, – и есть проза Афанасия Мамедова.
