Андрей Малахов. Мои любимые блондинки. [роман]. М.: Эксмо, 2006. – 416 с.
Говорят, презентация этой книги была очень пафосной. И гламурной. Во-первых, в «Савое». Во-вторых, присутствовали персонажи, маркирующие светскость и гламурность, – от Ксении Собчак до Светланы Коннеген. Включая домработницу Пугачевой Люсю и травести Заза. «Самая гламурная презентация книги за последнее время!» – восхищались репортеры.
Наверное, так оно и есть. Тем более когда речь идет о нашем специфическом русском гламуре. У которого совсем негламурная оборотная сторона. Так сказать, загламурье.
О загламурье, собственно, и роман «Мои любимые блондинки». Ошибется тот, кто рассчитывает узнать из него что-нибудь интересное из жизни, скажем, Маши Распутиной (гламур – это ведь еще и сплетни/слухи). Равно как и о других знаменитых (светских) блондинках. Потому что любимые блондинки Андрея Малахова – его коллеги, трудяги-редакторши, на которых и держится телевидение.
А сама книга состоит из inside stories ≈ «закулисных историй», рассказывающих неизвестное об известном, что всегда интригует читателя. Но inside stories – не обязательно нечто запретное, пикантное, клубничка. То, что называется прозой жизни, – тоже inside.
В романе несколько линий. Первая – и основная – производственная. О том, как готовилось ток-шоу «Большая стирка», что оставалось за кадром. Можно сказать, что «Мои любимые блондинки» – образец производственного романа в том виде, в каком его культивировал классик жанра Артур Хейли, автор «Аэропорта», «Отеля» и, между прочим, «Вечерних новостей».
Сам Малахов, правда, говорит лишь о влиянии сериала «Секс в Большом городе»: «Это то, что меня окружает каждый день: напротив меня сидит Наташа, слева – Лена, сбоку от меня – стол Ларисы. А чуть поодаль сидела Инна, которая уже уволилась. Но она такой яркий человек, что я не мог не ввести в книгу похожего на нее персонажа»...
От ствола производственной линии веточками расходятся закадровые истории – комические, драматические, трагические... И не менее интересные, нежели те, о которых рассказывается в эфире. Истории прерываются на самом, кажется, интересном месте (как реклама на ТВ), чтобы началась другая история.
В этом романе масса событий свершается в считанные дни, а то и часы. Как и в жизни телевизионщиков. Точно рассчитанная композиция, быстрая смена ракурсов. Из студии, где донская казачка Мария Александровна Бударина (автор помнит гостей передачи, как родных) поет еврейскую песню, и улыбка ее не менее загадочна, чем улыбка Моны Лизы, – в семью редакторши Ларисы, с кучей бытовых и прочих проблем, – оттуда к бывшей сотруднице Верочке, которой снятся многозначительные сны о телевидении, – оттуда на свидание с любимой женщиной в номере пятизвездочной гостиницы┘
Роман летит вперед. И кажется, что все описанное в нем не только реально, но и происходит на глазах читателя. И даже с участием читателя. Дело в том, что Малахов – очень хороший рассказчик, внимательный и чуткий не только (и не столько) к себе, но в большей мере к тому, что происходит с другими.
Кто-то определил жанр книги как черную комедию. Действительно, здесь много смешного и забавного. Но и грустного тоже хватает. Ведь Наташе, Лене, Ларисе и другим героиням книги, презентация которой была «самой гламурной за последнее время», тоже хочется сумку от Prada и оправу от Armani, и завтрак в «Пушкине», и ужин в «Галерее». И еще чего-нибудь. Но они из тех российских женщин, которых принято считать обеспеченными, если у них под брюками целые колготки...
Единственное в книге, что происходит в гламурных интерьерах, – это любовная история самого автора. Надо ли добавлять, что любимая женщина покинет героя ради стриптизера из «Красной Шапочки».
Прозу жизни подсвечивают три удивительных сна, которые видит Верочка: про День Идеального телевидения, про бывшего председателя Гостелерадио СССР Лапина. И под занавес – про ад для телевизионщиков┘
Телевидение – это ад. А передышка от ада – те счастливые моменты в жизни, которые должны оставаться в памяти. «Тогда их никто никогда не затопчет. Не посмеет┘», – говорит мама автора. Вот ведущая нота книги Малахова.