Андрей Смирнов Евгений Клюев. Давайте напишем что-нибудь: Настоящее художественное произведение. – М.: Гаятри, 2007, 592 с.
Ну что ж, давайте и мы напишем что-нибудь. Например, рецензию. А поскольку велеречивый автор книги демонстрирует нам в начале каждой главы обнажение приема и всяческое остранение (продвинутый читатель, несомненно, понял, что мы имеем в виду), то давайте и мы вслед за ним остранимся и обнажимся. В сугубо литературном смысле, не подумайте ничего этакого.
В начале нашего повествования читатель ждет рассказа об авторе, о его славном и во многом героическом жизненно-творческом пути. Доставим читателю такое удовольствие. Итак, Евгений Клюев – маститый лингвист, знатный переводчик, прожженный прозаик и многознающий странновед. Увлечение странноведением довело его много лет назад┘ нет, не до Геркулесовых столбов и даже не до Сциллы с Харибдой (как заподозрил, поди, иной эрудит), а всего лишь до пролива Эресунн. Там, на берегу «балтийских Дарданелл», в городе Копенгагене, Евгений Клюев создал и «Книгу теней», и «Между двух стульев», а теперь вот и «Давайте напишем┘». Так что если какой-нибудь знакомый принц-мизантроп, увидев у вас в руках новую книжку Клюева, спросит: «На какой почве произрастает эта недюжинная литература?» – смело отвечайте ему: «Да уж известно на какой – на датской!»
С биографией покончили, теперь примемся за описание собственно литературного произведения. Опишем мы его без гнева и пристрастия, вооружившись передовыми методами анализа художественного текста. А именно – структуралистским, имманентным, метафизическим и паранаучным; причем всеми одновременно. И что же мы увидим? А увидим мы нечто, весьма напоминающее по форме роман. Герои его, как на подбор, носят странные имена (Редингот, Хухры-Мухры, Деткин-Вклеткин, Сын Бернар), но еще более странно их занятие. Эти субъекты сооружают – бригадным методом и ударными темпами – Абсолютно Правильную Окружность из спичек. Окружность эта, по замыслу строителей, должна целиком опоясывать земной шар, как опоясывает его, к примеру, гринвичский меридиан. Строительство Окружности сопряжено с немалыми сложностями. Вот, например: как протянуть спичечную нить над пропастью в Швейцарских Альпах? Или: что делать с японцами, которые в силу неистребимого скепсиса смотрят на Окружность косо? Не говоря уж о том, что наши отважные проходчики так и не определились, какой картографической проекцией пользоваться для ориентировки на местности – поперечной азимутальной или равноугольной цилиндрической?.. А ведь время идет, и готовую огнеопасную нить надо сдать в срок.
И тут сам собой назревает вопрос о смысле и целях глобального проекта, которому позавидовал бы сам Меркатор (читателям наверняка памятно это имя со школьных уроков географии). У нашего автора припасен ответ и на этот коварный, можно сказать – роковой, вопрос. Грандиозный этот проект, по убеждению его застрельщика Редингота, не изменит в мире ровным счетом ничего: «Миру от построения Абсолютно Правильной Окружности из спичек ни жарко ни холодно, миру до лампочки, миру плевать, построим мы┘ Окружность или нет». Главное – не задумываясь о смысле происходящего и мужественно преодолевая преграды, строить и строить, метр за метром, спичка за спичкой. Спичечная Окружность – не коммерческий и не геометрический, но духовный феномен. Бесконечная цепь спичек должна связать страны и народы, души и тела, пейзажи и ландшафты. А потом, когда цепь замкнется, поглядим, что делать с этой всемирно-деревянной кольцевой линией. Может, предать огню, а может – превратить в некий обруч мира┘
Рецензент что-то совсем зарапортовался, пора бы, под занавес, сказать хоть пару слов о стиле произведения, композиции, аллюзиях и т.д. (недостающее вписать, почерпнув в трудах Фуко, Дерриды, Барта и Лотмана). Книга Клюева, как говорил кто-то о ком-то, это, конечно, феномен языка, а не идей. Гуманизма, назидательности, философии от нее не ждите – нет здесь этого и в помине (разве что «философия общего дела»? – но это так, в скобках). Реализмом и научностью тут и близко не пахнет, упаси вас бог изучать географию и этнографию по этому сочинению. Зато вот удовольствие от текста (автор цитаты неизвестен) получить очень даже можно. Для бессмыслицы, нонсенса и фантасмагории Клюев находит изобретательный и вкусный гарнир. Любителям забавных метафор и акробатической каламбуристики – в духе Лира и Кэрролла – тут есть чем поживиться. «Емкое, как кастрюля Tefal, название», «он хватил большой барабан и забил его насмерть», «спросил самоед, непрестанно жуя»┘ А поживившись каламбурами и поздравив строителей с досрочной сдачей очередного участка бесконечной абсурдной магистрали (в просторечии – БАМ), читатель тоже, глядишь, напишет что-нибудь. Как и задумано лукавым автором.
Дарья Гармоненко