Андрей Кротков Мишель Турнье. Метеоры: Роман / Пер. с франц. А. Беляк и Е. Шварц. – СПб.: Амфора, 2006, 526 с.
Во французской литературе до странного часто встречается сюжет о конкурирующих братьях. Начал, конечно же, Шарль Перро: пассионарного кота-прохиндея младший сын мельника получил при разделе отцова наследства – и впоследствии не имел оснований жаловаться, что братья его обобрали. У Гюго уродливый балаганный шут Гуинплен оказался сыном лорда Кленчарли, английским пэром и братом лорда Дерри-Мойра («Человек, который смеется»). Не обошли братский сюжет Мопассан («Пьер и Жан») и Роже Мартен дю Гар («Семья Тибо»).
Мишель Турнье (род. 1924), лауреат Гонкуровской премии (за изданного у нас «Лесного царя») и Гран-при Французской академии (за роман «Пятница, или Тихоокеанский лимб»), один из самых известных и популярных прозаиков современной Франции, продолжил «братскую» тему в «Метеорах». Точнее, не продолжил, а прикоснулся к одному из самых психологически любопытных и житейски трагичных моментов человеческого кровного родства – жизни братьев-близнецов и тем неустранимым осложнениям, которую вносит в их бытие намерение одного из братьев вступить в брак.
Роман оправдывает свое название: его структура, внешне сложная, напоминает яркие вспыхивающие огненные следы метеоров на ночном небе, сюжетные линии внезапно возникают, четко прочерчиваются и гаснут. Медленные, вальсирующие первые главы похожи на начало добротной семейной саги (действие происходит в период 1930–1960-х гг.), и читатель уже почти готов зевнуть – как вдруг повествование, словно подпрыгнув, меняет темп. Монологические главы, отданные конкретным персонажам (чтобы ясно было, кто излагает, в начале этих глав выставляется, на манер ремарок в пьесе, имя героя-повествователя), сменяются главами объективного повествования «от неустановленного лица». В текст врезаются социологические и психоаналитические этюды, фрагменты, пародирующие энциклопедически-справочный стиль, текучие и напряженные потоки сознания. Вторая половина романа имеет ярко выраженный репортажный стиль, схожий с некогда популярным «новым журнализмом» и одновременно почти пародирующий жюльверновские коллизии в духе «Вокруг света в 80 дней»: динамизм действия физический – совершается кругосветное путешествие с неизбежной для него быстрой сменой впечатлений и торопливыми реакциями на них┘ И окончательно добивает (или чарует) читателя острейший врез мифологического пласта на последних страницах: один из братьев (неженатый), отчаявшийся преодолеть невыносимую в разлуке полную близнецовую идентичность с другим (женатым), совершает ритуальное членовредительство – подставляется под технологическую аварию и получает увечье правой руки и ноги, становится «другим».
Не стоит опасаться банальности, сказав: такой роман мог быть написан только французским автором классического направления. Конечно, это уже переосмысленная, преобразованная временем классика, но богатство и свобода построения романных коллизий, шокирующие откровения, вторжения в святая святых межчеловеческих отношений, полное отсутствие всякого морализаторства, фантастически богатый язык и виртуозное построение книги – все эти черты позволяют без напряжения встроить «Метеоры» в один ряд с такими книгами, как «Ученик» Поля Бурже, «Наоборот» Жоржа Гюисманса, «Большой Мольн» Анри Алена-Фурнье, «Золотые плоды» Натали Саррот, «Корни неба» Ромена Гари, «Посторонний» Альбера Камю. То есть – во французскую прозаическую традицию, которая обращается к метафизике человеческого существования с открытым лицом, напрямую, помимо свойственного англогерманскому мировидению тяжкого ощущения первородной вины и греховности.
«Метеоры» – необычный, сильный и оригинальный роман. Что вдвойне приятно, поскольку достойными внимания франкоязычными новинками издатели балуют нас нечасто. И совершенно необходимо отметить замечательную работу переводчиков – судя по тексту, русская версия «Метеоров» ничего не потеряла от оригинала.
Дарья Гармоненко