Нежная жестокость Ра

Снежана Ра. Городская сумасшедшая: 18 свободных стихов и 12 вне Жан-РА. – Орел: Орлик, 2006, 48 с.

В одном из номеров «Науки и жизни» попалась мне статья из области лингвопсихологии, повествующая о том, что женщины и мужчины, принадлежащие к одной народности, на самом деле говорят┘ ну, не то чтобы на разных языках, но – по-разному. Лексика, эмоциональная окраска дискурса... В общем – всюду гендер, гендер, гендер.

Об этой статье я вспомнила, читая книгу стихов «самобытной и загадочной» (так сказано в аннотации) поэтессы (поэта? поэтки?) Снежаны Ра. Книга называется «Городская сумасшедшая», и в ней при попытке описания мира с точки зрения женщины используется довольно жесткий, «мужской» язык. Словно бы эти стихи писала не сама поэтесса, а ее animus. К тому же Снежана Ра – поэтесса русско-болгарского происхождения, и можно предположить, что билингвальность наряду с агрессивным гендерным самоопределением накладывают дополнительный отпечаток на ее поэтическую речь.

С точки зрения формы речь эту можно определить как верлибр с элементами факультативной рифмы. «Рваная», «грубая» ткань стиха заставляет вспомнить кубофутуристов и отчасти – крученовско-бирюковскую заумь. Снежанины верлибры иногда нарочито затемнены, а строчки, укорачиваясь, вытягиваются в вертикальную словесную канитель, подобную драгоценной нити старинных златокузнецов: «┘Дым / Вы / Пусти / Звук / СЛО / ВО / ЛО / ГОС / подин / сло / гос / поди / дай / звук / (!) / Ё / Мо / Ё / Ё!»

Лирическая героиня Снежаны Ра... Н-да. Пожалуй, так: это ультрасовременная девушка, тщательно прячущая свой неизбывный романтизм в подарочную упаковку махрового цинизма. Это штучка с лесбийскими заморочками, в глубине своей девичьей души, однако, страстно (и вполне консервативно) мечтающая о Нем, Единственном, Настоящем: «когда у последних принцев/ отберут всех белых коней/ когда пальчики загрубеют/ от безответной любви/ когда в воспаленном мозгу/ защекочет перышко темно-/ розовых фантазий┘<┘>// ┘если хочешь – я даже буду/ визжать когда/ Ты будешь есть меня/ Сладкими в губной помаде губами┘»

Интересно, что с такой откровенностью женщины-поэты даже сейчас пишут о себе нечасто. У Снежаны Ра эта «последняя» откровенность, видимо, – способ не столько объясниться с миром, сколько ему, этому самому миру, отомстить. Эпоха биархата, предреченная нам в конце прошлого тысячелетия, что-то все никак не наступает, и женщина продолжает стоять перед необходимостью утверждать себя и свою самость в мире монополярной маскулинности: «Побудь со мной/ В мой день рожденья./ Сегодня ты –/ Мой «гений чистой красоты»/ А я┘ лишь «мимолетное виденье»...// А завтра утром/ УХОДИ!»

Такова Снежана – слегка юродивая, немножко гламурная, очень зрелая, очень невзрослая и – отчаянно одинокая. Лирическая героиня тут непостоянна, полиморфна. Кажется, она все время репетирует роли, примеряет маски. Вдруг какая-нибудь да и прирастет, станет, наконец, лицом. Агрессивный нарциссизм соседствует со всепрощением и альтруизмом в духе матери Терезы, а творческий эксгибиционизм поэта вытаскивает на свет Божий винтажную россыпь очаровательных подростковых комплексов: «У меня появились деньги./ зачем они мне?/ куда их девать?/ хожу по ювелирным/ лавкам,/ оптом скупаю/ обручальные колечки,/ а потом на улице/ раздаю их подросткам-девочкам,/ женщинам-недоженщинам...// ┘теперь я городская сумасшедшая».

«Маленькая девочка со взглядом волчицы» – вот кем мучительно желает стать Снежана Ра. Но даже жестокость у нее нежная.