Проблесковые маячки

Очень поздняя перестройка. Какой год? Восемьдесят девятый? Девяностый? Девяносто первый? Я вернулся из армии и снова – студент Адыгейского педагогического института (скоро он станет университетом). Каждый месяц в почтовом ящике маленький карнавал – пестрый номер журнала «Юность».

Открываю очередной новопришедший журнал, читаю его. Подборка стихов неизвестного поэта. Стихи самодельные и глупые: с претензией на «поток сознания». Раньше такие стихи в советских журналах не печатали. Видно, что автору хочется сочинять стихи, которые раньше не печатали.

Раздается телефонный звонок. Это позвонил мой лучший друг – Саша Адельфинский. Мы любим болтать с ним обо всем на свете.

– Читал? (Далее следует фамилия злополучного автора – и по интонации я понимаю, что Саша разделяет мое отношение к подборке.) А вот это – неплохо┘

Поет девочка по телефону
Мне, чудовищу, подобному грифону┘
Я тоже отметил это двустишие, и оно показалось мне симпатичным.
В другом номере «Юности» – стихи молодой поэтессы. Довольно смешные.

Лет через шесть-семь в Москве я беседую с еще одним другом – поэтом Алексеем Корецким. Вдруг он восклицает:

– Влюбленная беременная женщина┘

– Нет ничего печальнее и гаже! – подхватываю я, и мы вдвоем восстанавливает стишок – вплоть до последнего двустишия┘

И до утра рыданьями глухими
Тревожить гладь околоплодных вод.

К слову, поэтесса потом станет знаменитой. Это – Вера Павлова.

У меня сохранилось несколько номеров той, дементьевской «Юности». Есть номер с подборкой Веры Павловой (1990 год, № 1). Есть номер с уморительными виршами Александра Ильичева из Свердловска (1989 год, опять-таки № 1): «Авторучка «Паркер» с золотым пером, наша связь не кончится для меня добром», – вспоминаю великолепную устную импровизацию Адельфинского на тему связи поэта с авторучкой «Паркер». Остальные номера утрачены – в том числе нет номера со стишком о девочке, поющей по телефону.

Сейчас мы с Адельфинским читаем разные книги. И вообще – немыслимо, чтобы кто угодно позвонил мне обменяться мнением о романе, опубликованном в «Новом мире», «Дружбе народов», «Октябре» или «Нашем современнике». Даже о романе. Не то что о стихотворении.

Тогда мы были очень молоды. А молодость – чутка к нелепостям. Впрочем, не только к нелепостям. Ко всем неожиданностям со знаком плюс она тоже невероятно чутка.

Еще одна веха, опять-таки связанная с журналом «Юность» перестроечной эпохи. Знаменитый монолог Александра Ерёменко, ошеломивший меня – в первую очередь совершенно небывалым, неслыханным тоном. Он ошеломил не только меня. Помнится, в 1995 году на одном из московских литературных вечеров я услышал стихотворный гимн «смельчаку Саше Ерёменко». Странное дело: уже сам Ерёменко замолчал на десятилетие, а впечатления от его давнишней эскапады все шли, подобно свету некогда вспыхнувшей (и давно погасшей) звезды.

Впрочем, монолог Ерёменко – это маяк для литературного поколения. А я говорю не о маяках, а о маячках – о пустячках, по которым опознаются «свои», – внутри поколения.

Для меня «свои» – те, кто в детстве читал «КОАПП» и «Мэри Поппинс». Те, кто помнит страшную историю из «Техники молодежи» про шаровую молнию, изувечившую альпинистов. Те, кто мечтал о контактах с инопланетянами. Те, кто пытался переводить «Слово о полку Игореве» и «Ворона» Эдгара По. Те, кто до бесконечности слушал Гребенщикова (и до бесконечности думал о нем). Те, кто играл «в мафию».

Или вот еще один индикатор: по моему мнению, все читатели делятся на тех, кто, услышав фамилию Даррелл, думают: «Джеральд», и тех, кто, услышав эту фамилию, думают: «Лоуренс». Я отношусь к партии «джеральдистов». Тексты Джеральда в свое время произвели на меня такое впечатление, что теперь я не могу подступиться к высоколобым сочинениям Лоуренса: стоит только подумать о «Квартетах», как в моем сознании начинает носиться образ «брата Ларри» из книги «Моя семья и другие животные».

┘У нынешних двадцатилетних – иные «проблесковые маячки». Даже если они связаны с литературой, это – другая литература.

Но вот в квартире нынешнего двадцатилетнего звучит звонок телефона?

– Читал?
– Читал┘