А был ли август 1991-го?

Знамя, №8, 2006.

Главная дата месяца, о которой изо всех «толстяков» вспомнило только «Знамя», – юбилей августовских событий 1991-го. Почему – ясно. «Знамя» на сегодняшний день чуть ли не единственный последовательно либеральный журнал, журнал демократической ориентации. И не только среди литературных изданий, но и на фоне общественно-политической периодики. Это не значит, что все остальные – завзятые мракобесы и консерваторы. Вовсе нет. Просто приоритеты другие. Нет былого идеализма. Страна непоправимо изменилась за пятнадцать лет. Слово «демократ» звучит как ругательство. «Либерал» – и того хуже. Так сильно, как у нас сегодня не любят либералов, можно не любить только самих себя. Есть за что.

Порой либерализм «Знамени» карикатурен, иногда несносно серьезен. Но верность принципам следует уважать. Тем более что сегодня она так редко встречается.

Именно поэтому хочется выпустить на время за скобки вялотекущий литературный процесс, очередные стихи, очередную прозу и сосредоточить внимание на публицистическом блоке. Там – статья Мариэтты Чудаковой «Был Август или только еще будет?», статья Александра Храмчихина «Первый президент России» и воспоминания Жанны Мельниковой «Мой август 1991-го. ГКЧП по-литовски».

Чудакова анализирует длительный и сложный процесс «деавгустации». От разочарования до разоблачения разоблачений. К концу девяностых оказалось, что Лидия Тимашук была честным врачом и порядочным человеком, а Лаврентий Берия чуть ли не диссидентом. Бывший советский народ захлестнула волна снисхождения к самим себе. Вместо того чтобы трезво, безжалостно и ответственно разобраться со своим прошлым, мы предпочли искать себе оправдания по принципу «мерзавец, но свой мерзавец, а значит, не такой уж мерзавец». Национальная идея, которую тщетно искали политтехнологи, была найдена: «Мы хорошие!» Даже когда валяемся в грязи, голосуем на выборах за людей с опухшими лицами, унижаемся сто раз на день, врем на каждом шагу и убиваем за три копейки. Такой вот патриотизм.

Патриотизм вообще плохо сочетается с приципами и моральными установками. А российский особенно. «Большинство у нас в стране всегда ориентируется на главу государства, – констатирует Чудакова, – и цифры положительного отношения к Сталину при Ельцине были одни, а после 2000 года пошли совсем другие, главным образом потому, что: «А-а, президент-то наш, оказывается, неплохо к Сталину относится... И правда – что это мы?..» И навсегда себе все простили. В отличие от немцев или, скажем, японцев. Примеры хрестоматийные.

И начались судорожные поиски ответа на вопрос «За что себя уважать?» Вместо «быть или не быть» – «за что уважать»... Шкурная постановка вопроса.

Кстати, о президенте. О первом, который в отличие от второго – удобная мишень для критики. Модная и удобная. Так вот, Ельцин не хуже и не лучше, чем были мы в девяностые. И миссию свою он выполнил. Рассуждая об этом, Храмчихин цитирует президента Чувашии Н.Федорова: «Ельцин создавал фундаментальные гарантии для того, чтобы прогрессивные перемены в России стали необратимы. Пусть уродливо, с ошибками, но создавал. Его преемник пока идет за настроениями толпы... Ельцину было в тысячу раз тяжелее... Он начал строить практически с нуля. Разве это сопоставимо с той страной, которую он в 99-м передал Путину? К этому времени Россия как минимум была полноценным государством – с границами, валютой, бюджетом, армией». Впрочем, для обывателя факты не имеют значения. Удобно считать, что злобные демократы развалили великую державу. Что это помутнение на нас нашло. Но вот очнулись и кинулись реставрировать. И будет теперь все так же хорошо, «как при бабушке».

Не будет хорошо. И не было хорошо. Развал явился прямым следствием мнимого советского благоденствия. В ремарковской «Триумфальной арке» главный герой спорит с деревенским дурачком, реваншистом и консерватором. Цитирую по памяти. «Говорите, у нас сейчас безработица и инфляция, а прежде был великий кайзер и великая армия? Потому и безработица, потому и инфляция, что был великий кайзер и великая армия!» То же, что в Германии двадцатых, произошло и в России девяностых годов. Не дай бог, чтобы и закончилось так же...

С общего согласия устоялось словосочетание «позорные девяностые». Может, и позорное (для кого-то), но очень честное время. Казалось, дадут свободу, и народ проявит себя во всей красе. Воспрянет духом, расправит плечи, употребит свои таланты на благо всему человечеству. Как бы не так. Из-под гнета идеологии освободились посредственные, скучные люди. Подлые, лживые, вороватые. К тому же страшно завистливые. Они не выдержали испытания свободой. Быстро надоели сами себе. И возмечтали о том, чтобы кто-нибудь сильной рукой их, ничтожных, прижал к ногтю. С нами по-другому нельзя...

Я же говорю, очень честное время. Девяностые показали, кто сколько стоит. Красная цена оказалась демпинговой ценой. Так что обижаться надо не на месяц август и не на Бориса Ельцина. А на самих себя.

***

Помимо публицистики в августовском номере «Знамени» стоит обратить внимание на стихи Михаила Айзенберга, новый роман Анатолия Курчаткина «Цунами» и мемуары Чингиза Гусейнова.