Андрей Кротков Алехандро Ходоровский. Попугай с семью языками. /Пер. с исп. В.Петрова. – М.: Митин Журнал; Тверь, Kolonna Publications, 2006, 400 с.
Параллельное Чили, которое не есть настоящее Чили, психоделические ландшафты, «Общество цветущего клубня┘». Сквозь гул текста слышны знакомые напевы. Сам автор – «мим, психошаман, исследователь языка Таро и создатель эзотерических комиксов» дополнительно отрекомендован как культовый современный режиссер. Честно признаюсь, не видел ни одной его картины.
Едва ли имеет смысл точно вычислять, что перед нами – магический реализм, закритический натурализм или психоделический кретинизм. Латиноамериканские интеллектуалы давно уже не тащатся в хвосте европейской литературной традиции, во многих случаях сами задают тон, а уж Алехандро Ходоровского в неумелости не заподозришь.
Пространный текст «Попугая┘» похож на контейнер, беспорядочно набитый разнородным мусором, но при ближайшем рассмотрении становится ясно, что мусор этот подобран тщательно и размещен с умыслом. Это, можно сказать, дорогой элитный мусор. Свободная игра расширенного неведомо чем сознания – на самом деле плод титанического труда холодного разума. Нужно адское терпение и прилежание, чтобы сочинить 400 страниц текста, в котором крайне редко попадаются логически связанные фразы и абзацы. Сюжет ведет себя как утопающий – время от времени выныривает, тонет и пускает пузыри. Если, конечно, можно назвать сюжетом описание похождений группы очеловеченных «архетипов», которые появляются то там, то здесь, оглашая свои появления леворадикальными, антикоммунистическими, психоделическими и сексуально-революционными лозунгами.
«Электрическая мухоловка обезумела: ее бешеный треск прервал сиесту монахов. Посыпались возгласы на немецком, французском и итальянском. Черные сутаны закружились и потянулись к алтарю вслед за аббатом, который шел, закрыв уши руками в синих перчатках – надеваемых специально на тот случай, если во сне пальцы случайно прикоснутся к стыдным частям, – и тонзура его казалась большим багровым глазом».
«Генерал Лагаррета будет курить ладан. Ну что ж, что у челюсти нет верхней части – она все равно будет стучать зубами! Надо, чтобы она опровергла сама себя! Навалиться на нее всей мощью церкви и трех ветвей власти – и пусть она выдаст пророчество о семи коровах размером со слона! Его Превосходительство президент дон Геге Виуэла требует экзорцизма!»
«События получили неожиданный оборот: романист сходил с ума. Только от нее зависело, убьют его сейчас за святотатство или нет. Гуалы были магическими животными, в которых обитали благородные души предков. Но время приносило с собой перемены, все более и более печальные. Утки ничего не сделали для арауканов».
Три отрывка следуют по степени нарастания абсурда. Может показаться, что приемчик нечестный: цитаты, вырванные из контекста, ничего не доказывают. Но контекста вокруг приведенных отрывков просто нет, как нет его в книге вообще. Повествование вневременно и внепространственно, галлюцинаторно, сходно с путаным дурным сновидением больного. Даже опытный читатель, пробираясь сквозь «Попугая┘», едва ли сумеет удержать в памяти содержание предыдущей страницы, да в этом и нет необходимости, ибо текстовое пространство намеренно и полностью разрушено.
Под пером Ходоровского жанровое определение «черный юмор» вырастает до политико-эстетической концепции. Он вогнал в роман буквально все, что в нашем представлении связывается с Латинской Америкой, отчего у читателя возникает непреодолимое ощущение острейшего политического психоза: если это черный юмор, то уж больно черный и почему-то совсем не смешной. Ни капельки. Жутко серьезный, почти маниакальный в стремлении автора дробить текст в мельчайшие неудобоваримые и неудобопонимаемые кусочки. Словно бы Маркес, Борхес, Кортасар, Че Гевара, субкоманданте Маркос и Карлос Кастанеда взялись сочинять вместе, но в процессе работы переругались и порвали рукопись в клочки, после чего все же решили ее издать, чтобы добро не пропадало. Неудивительно, что для такой гомерической болтовни и попугаю понадобится семь языков – название, позаимствованное у поэта Никанора Парры, очень подходит.
