Евгений Лесин Вера Павлова. Ручная кладь: Стихи 2004–2005 гг. – М.: Захаров, 2006, 320 с.
Вера Павлова родилась в Москве, окончила Академию музыки им. Гнесиных, автор восьми книг («Небесное животное», «Линия отрыва», «Четвертый сон», «Интимный дневник отличницы», «По обе стороны поцелуя» и др.), среди которых одно «избранное»: «Совершеннолетие» (2002) – лауреат Большой премии им. Аполлона Григорьева.
Очередной сборник стихов. Что хорошо: все тексты короткие. Все. Сейчас подобное – редкость, и надо ее ценить. Что еще хорошо (хотя для многих «истинных поклонников» скорее плохо): мало неприличных слов. Мало, но есть. Темы-то у Павловой все равно те же самые, то есть предельно неприличные. Первая: любовь, вторая: любовь. Речь, сами понимаете, идет о любви физической. Ибо другой и не бывает. «Если хмуришь брови,/ значит, я ни при чем. / Если вижу профиль,/ значит, ты за рулем. / Если сплеча рубишь, / кровь на плече моя. / Если меня не любишь, значит, это не я».
Что плохо: много стихов про стихи. Даже не много, но они ведь есть, есть они. И у всех есть. Сколько же можно? Кино про кино, стихи про стихи. Хотя, разумеется, все грешат, тем более у Павловой даже стихи про стихи, и те хорошие. Так что данный пункт про «плохо» можно перенести в рубрику про «хорошо». Что еще плохо: почти все стихи одинаковы. Помните, историю с эпиграммой Гафта на Ахеджакову? «Всегда играет одинаково артистка Лия Ахеджакова». Он потом объяснял: одинаково ХОРОШО. Тот же случай и с Павловой. В конце концов почему яблоко должно напоминать по вкусу слабосоленую сельдь? Яблоко должно быть яблоком. И восьмистишие – излюбленный павловский размер – должно быть восьмистишием. Значит, и данный пункт про «плохо» можно перенести в рубрику про «хорошо». Если меня не любишь... Вот именно.
Тем более что и Павлова меняется. Эротики вот стало меньше. Мало того, эротика ее, как говорят порнодельцы, – стала мягче. Так и должно быть. Естественный процесс. Как бы вам объяснить? Ну, вот пример из мира прекрасного. Раньше мы пили стаканами и не закусывая, теперь рюмками – закусывая, запивая. Но пить-то меньше не стали! Души наши не стали черствее.
Так и здесь. Поэт меняется. Что делать? Дети растут, родители стареют – вот и стихи немножечко о другом уже. И меньше неприличных слов. Главное, что любовь, чудесная любовь все равно остается такой же чудесной: «Напиши струей на снегу,/ слово из которого льется. / Я так никогда не смогу. / Не дано – надо. Но – хотца!../ Отливает солнцем струя. / О, какая дивная нега –/ написать здесь свое Здесь-был-я/ на скрижалях первого снега!..»
Есть у Павловой даже гражданская лирика, хотя и она, разумеется, не без эротики: «Не знали, что такое зависть,/ глотали комплексный обед,/ одною «Правдой» подтирались/ и веровали: Бога нет». Редкий, согласитесь, случай. Ибо значительно больше все же привычного, знакомого. Того, что и ждут от нее: «За тобой,/ мой родной,/ как за каменной стеной:/ хочешь – пой,/ хочешь – вой,/ хочешь – бейся головой».
Такая вот ручная кладь. То есть то, что несут на руках. Мужчина несет ее, она несет свою красоту. В том числе и красоту слов. «Дело не в подкрашивании губ и век,/ не в кружевах и блестящих камушках.../ Женщина – это такой человек,/ которому все время хочется замуж». Поэт, любой автор книг, кстати, тоже. Хочет замуж за читателя. Что ж, мир, как говорится, и любовь.
