Иван Аксенов Владислав Отрошенко. Тайная история творений. - М.: Культурная революция, 2005, 184 с.
Рецензию на книгу Владислава Отрошенко "Тайная история творений" при желании можно поместить как на полосе "Филология", так и на полосе "Философия", но в первую очередь все-таки она заслуживает полосы "Художественная литература". Потому что на редкость хорошо написана.
В последнее время часто можно заметить в аннотациях на книги малоизвестных авторов что-нибудь вроде: "последняя надежда русской литературы" или "внезапно появившаяся звезда, хранитель традиций, т.д.". Дальше обычно следует много страниц ничем не примечательного текста (если только он не окажется вдруг совсем ужасным). К удовольствию читателей, Отрошенко таких характеристик нигде не наполучал, хотя чего-то подобного он, пожалуй, заслуживает.
Сказать про Владислава Отрошенко что-либо определенное помимо того, что он очень хороший прозаик, сложно. Он ускользает от читателя, не попадая ни в географические, ни в жанровые, ни в мировоззренческие рамки. Где-то между Москвой и Римом, между Шопенгауэром и индийской философией, между эссе и новеллами ("эссе-новеллы" - авторское название для текстов книги). На ум сразу приходит один из героев этих эссе-новелл, Николай Васильевич Гоголь, который писал в Италии поэму о России "Мертвые души"┘
Отрошенко комментирует разные сюжеты литературной истории в соответствии со своими представлениями о сути дела, во многом замешанными не только на личном опыте, но и на учении о Мировой Воле большого немецкого пессимиста Артура Шопенгауэра. Суть дела обычно оказывается не вполне очевидной, скрытой под наслоением различных феноменов. Автор проникает сквозь это наслоение легко и красиво, вооружившись иронией и внятностью мысли. В результате чтения возникает ощущение, что это не умный Отрошенко добрался до всяких интересных штук, но сам читатель: автор щедро, но скромно дарует ему иллюзию самостоятельности.
Упомянутому Шопенгауэру посвящен один из самых интересных текстов "Сумасшествие Мировой Воли". Речь идет о странной и забавной вещи: каким образом Мировая Воля, которая, согласно А. Ш., пронизывает все и "диктует" художникам произведения искусства, смогла продиктовать трактат о самой себе и для себя самой? Какие при этом цели преследовались?.. А если пойти дальше, то тогда вообще возникает вопрос: а для чего ей было диктовать Отрошенко это эссе-новеллу про свои своеобразные взаимоотношения с самой собой? (Не стоит забывать и о процессе написания этой рецензии┘)
Порой тексты начинают напоминать настоящий интеллектуальный детектив, притом замешанный на исторических фактах, имеющий четкую основу в реальности. К примеру, название "Дело Бренты" уже во многом говорит о том, каким путем автор поведет за собой читателя. Конфликт следующий. Пушкин в "Евгении Онегине" написал: "Адриатические волны, \ О Брента! Нет, увижу вас, \ И, вдохновенья снова полный, \ Услышу ваш волшебный глас!" (Пушкин "вычитал" реку у Байрона, но не смог ее посетить, т.к. был невыездной). Две первые строчки стали эпиграфом к стихотворению Ходасевича: "Брента, рыжая речонка! \ Сколько раз тебя воспели, \ Сколько раз к тебе летели \ Вдохновенные мечты - \ Лишь за то, что имя звонко, \ Брента, рыжая речонка, \ Лживый образ красоты!" И так далее. Набоков в своем четырехтомном комментарии к "Онегину" "вспоминает "Бренту" Ходасевича и отсылает читателя к "живительному шоку", то есть к реальному образу Бренты, нарисованному поэтом. И все. Дело можно закрыть".
Подозрительный Отрошенко не спешит закрывать это "дело". Брента, по его словам, - "самая русско-литературная речка на Апеннинском полуострове" (о ней писали еще многие, не имеющие прямого касательства к теме). Сам Отрошенко жил возле русско-литературной речки длительное время и приметил странную вещь: описание Бренты у Ходасевича нигде не совпадает с реальной географией, хотя тот бывал на ней, точно. "Исследовав все 175 километров течения Бренты, я поворачивал дело по-всякому, прикладывал стих Ходасевича и туда и сюда. И везде получалось, что это образец какой-то неслыханной лживости. Парадоксальной лживости, аналога которой не существует, потому что стихотворение, при всем его несовпадении с Брентой, написано с таким проникновенным чувством, на какое могла вдохновить именно реальная Брента, которую Ходасевич словно от кого-то скрывал". По мнению Отрошенко, стихотворение Ходасевича - это благородный жест для покойного А.С. "Но краем души он смотрел на тот свет, в сторону Пушкина, ради которого и сочинился этот стих... Наперекор всякой реальности Ходасевич из высшей поэтической доблести и милосердия сочинил для Пушкина лживый образ не увиденной им речки. И сотворил это послание с полной вдохновенностью, с полной верой в рыжесть и ничтожность речонки".
