Джорджио Фалетти. Я убиваю. - СПб.: Азбука-Классика, 2005, 640 с.
Итальянские сайты захлебываются от восторга по поводу этой книги. Бестселлер, шедевр, новое слово в современной мировой литературе, бесподобно, пришел тот, кто станет легендой... Более того (цитирую дословно): "Кто-то считает его гением, а кто-то - лучшим из ныне живущих итальянских писателей". Самые залихватские критики ставят новый шедевр в один ряд с "Парфюмером" Зюскинда, фильмом "Молчание ягнят" и т.п.
Джорджо (так правильнее - П.Н.) Фалетти - не дебютант, ему крепко за 50, и в Италии он давно известен как музыкант и писатель. Фалетти успевает много. Успел и с романом "Я убиваю".
Книга поражает, как только берешь ее в руки, прежде всего объемом. А автор еще сокрушается, что ему пришлось сокращать текст.
По ходу чтения удивляешься: итальянский триллер, написанный итальянцем, сильно отдает духом американского полицейского детектива. По сути, это и есть американский детектив, действие которого перенесено в Монте-Карло (территория французской юрисдикции, между прочим). Активно проявляет себя вездесущий (для интриги - случайно заезжий) агент ФБР, без которого местной полиции ну никак не разобраться. Да и сама разборка касается американских внутренних дел. Остается вопрос: почему преступник-то местный?
Бестселлер переводили быстро. Отсюда и взялись недопереведенные, будто остановившиеся на полпути от одного языка к другому фразы: "он так долго рихтовал и одолевал этот страх", "представляет себе ее влажное, сверкающее как станиоль тело", "остановился на портовой эспланаде". А фраза "┘вот мы и должны вкалывать по-стахановски", относящаяся к тяжелым условиям труда сотрудников радиостудии в Монте-Карло, заставляет вздрогнуть и вспомнить, что действие происходит в наши дни в старушке Европе, а не в донецкой угольной шахте эпохи зрелого сталинизма.
Что вызвало лавину похвал и многотиражные переводы? Ответ прост - изумительные по разнообразию и прихотливому исполнению садистские зверства. Описание рукотворных ужасов, планы которых зародились в голове психа, способно лишить сна даже человека, пересмотревшего все триллеры на свете. Мир настолько перенасыщен жестокостями и отрицанием всех табу, что заинтересовать может лишь нечто совершенно противоестественное. Ночная охота за скальпами, любовь мертвеца и маньяка-сироты (что-то вроде "у меня на целом свете кроме трупа - никого"), идейно-психоаналитическое обоснование некросадизма (тяги к посмертным надругательствам над телами убитых)┘ В общем, много всего интересного, и некоторые люди прочтут эту книгу с большой пользой для себя.
Быть простым ненормальным скучно: упал на голову кирпич, мозги сварились вкрутую - с кем не бывает? Ненормальный хорош тогда, когда он выступает как объективация Фатума. А роль его давно уже исполняет психоаналитически интерпретированная дурная наследственность.
Во всем, что творит персонаж Фалетти, изначально виноват жестокий папаша. Неважно, что он испустил дух за несколько лет до описываемых событий. Да и был папаша не просто жестокий, а скорее "сложный и противоречивый". Коллизия, положенная в основу сюжета, в общем-то, банальна: животная любовь родителя-монстра к своему детищу не оправдывает античеловечной натаски, полученной детищем в итоге такого воспитания. Итальянский вариант "проблемной семьи", в котором не хватает только чуткого участкового милиционера (карабинера?).
Другая сюжетная линия романа - горькая доля девушки, с детства подвергавшейся террору семейного деспота-отца. В полном согласии с голливудской стилистикой страдалицу обязательно спасет благородный человек, и ее род будет продолжен. Но принцип "открытого сюжета" и все тот же психоаналитический дискурс озабочивают автора (и читателя) вопросом: не проснутся ли, не аукнутся ли во внуке дурные дедушкины наклонности?
Звери-отцы воспитывают детей-зверей. Все понятно? Кто не понял - читайте об этом в романе Фалетти. Только звери убивают, когда им хочется кушать, и к садизму не склонны. А ненормальный двуногий "зверь" и забитая, готовая подчиняться жертва, - явления из мира людей. Отправляясь на охоту, зверь не встает в позу и не провозглашает: "Я убиваю". А человек без этого не может.