Алексей Комнин Гюстав Флобер. Первое "Воспитание чувств". - М., Текст, 2005, 382 с.
Блез Сандрар. Принц- потрошитель, или Женомор. - М., Текст, 2005, 366 с.
Вирджиния Вулф. Годы. - М., Текст, 2005, 446 с.
Эти книги объединяет только то, что все три по-русски опубликованы впервые. Флобер, Сандрар, Вулф... Что ни автор, то эпоха. Итак.
Первое "Воспитание чувств" Гюстава Флобера - отнюдь не литературная мистификация. Дебютный роман 24-летнего автора, написанный в 1845-м и сразу же отложенный в долгий ящик, не имеет ничего общего с классическим "Воспитанием чувств" 1869 года, за исключением заглавия. Это не вторая редакция и не переработка. Флобер всего лишь много лет спустя повторно воспользовался удачно найденным заглавием.
Дебют есть дебют со всеми его огрехами. Бинарная оппозиция двух главных героев (в зрелых вещах Флобера таких статичных пар не будет). Традиционная тема провинциала, приехавшего покорять Париж. Стилистическая разноголосица: в 1840-х годах умами читающих французов безраздельно владели великий лирико-романтический старец Шатобриан с его "Замогильными записками" и "коллекционер человеческих типов" реалист Бальзак - влияние обоих очень чувствуется. Роман рыхловат, действие то и дело перемежается авторскими сентенциями и декларациями, сюжет к концу почти выдыхается - многое продекларировав, автор словно не знает, о чем дальше писать. Будущий великий мастер в нем еще не виден - только угадывается.
Немецкоязычный швейцарец Фридрих Заузер навсегда прописался во французской словесности под именем Блез Сандрар, стал одним из мэтров западноевропейского сюрреализма.
"Принц-потрошитель, или Женомор" (1926) - корректный вариант заглавия, придуманный переводчиками. Оригинальное заглавие - "Moravagine" - по-русски звучало бы слишком грубо ("morer" - грызть, "vagine" - вагина). Это совершенно нехарактерный для французской прозаической традиции образец черного юмора, замешанного на абсурде и политической сатире. Бравый Сандрар, любивший позировать фотографам в мятых штанах и баскском берете, создал полубредовый фантастический сюжет, лишенный правдоподобия. Эта история удивляет неистощимой изобретательностью, соседство же лохматых и шершавых пассажей с образцами высокой эссеистики редкостно раздражает. География романа обширна, его герои блудят на всех широтах, потрошат женщин, в том числе и в России.
Описание нравов представляет собою набор злейших шаржей и откровенных выдумок: "По мостовым из круглых шишаков днем и ночью с грохотом и звоном катятся сотни тысяч фиакров┘ Бородатый жандарм опирается на гигантскую саблю┘ Под ногами везде разбросаны скорлупки каштанов┘ Куда ни зайдешь, столы ломятся от обилия блюд: капустные паштеты, пахучие, с золотистой корочкой, бульоны с лимоном, заправленные сметаной┘" Это все про Москву. Сандрар никогда не бывал в России, а потому можно простить, что он спутал фиакр с пролеткой, городового с жандармом, насадил в Москве съедобные каштаны, изобрел капустный паштет (видимо, речь идет о кулебяке) и бульон с лимоном (скорее всего имеется в виду рыбная солянка). Но будем справедливы: "Женомор" и не претендует на достоверность. Это ядреная хулиганская проза, постмодернистская мешанина, написанная за полвека до появления термина "постмодернизм". Своей преждевременностью она и хороша.
Полнейший контраст Флоберу и Сандрару - "Годы" (1937) Вирджинии Вулф, одна из последних ее книг.
Жизнь Вулф прошла в незримом соперничестве с Джеймсом Джойсом. У них даже совпадают даты рождения и смерти, 1882-й и 1941-й. Страх того, что Джойс "делает в это самое время то же, что и я, и делает гораздо лучше", стал для писательницы почти навязчивым. Может быть, по этой причине после "Комнаты Джейкоба" и "Миссис Дэллоуэй", в которых "джойсизм" виден невооруженным глазом, Вулф создала оригинальную фантасмагорию "Орландо", а в "Годах" словно покаялась в модернистских грехах - настолько этот роман традиционен. Вытянутое во времени линейное повествование, строго хронологическая (вместо названий глав - даты) семейная сага, отдаленно напоминающая форсайтовский цикл Голсуорси. Вместо сквозного сюжета - цепь эпизодов, начальные и финальные фразы которых чрезвычайно коротки, а внутри их длина постепенно увеличивается.
Монолог одной из героинь в главе "1910" звучит так: "Я стою на мосту и на воду смотрю┘ А вода все бежит, а вода все течет. Пусть кораллами станут кости мои. Пусть фонарики рыбьи зажгутся в глазах, в опустевших глазницах моих┘" Похоже на предсказание собственной кончины. Как известно, психически неуравновешенная писательница, испытывавшая панический страх перед немецкими бомбардировками, покончила с собой. Набив для верности карманы пальто камнями, утопилась в мелком пруду, как шекспировская Офелия┘
Дарья Гармоненко