Андрей Кротков Эрик-Эмманюэль Шмитт. Дети Ноя. - СПб.: Азбука-Классика, 2005. 256 с.
Эрик-Эмманюэль Шмитт. Мсье Ибрагим и цветы Корана. - СПб.: Азбука-Классика, 2005. 128 с.
Эрик-Эмманюэль Шмитт. Оскар и Розовая Дама. - СПб.: Азбука-Классика, 2005. 160 с.
Главного героя "Мсье Ибрагима┘" зовут Момо. Героиню "Оскара┘" зовут Бабушка Роза. Один из героев "Детей Ноя" - католический священник отец Понс. Действие всех трех повестей происходит во Франции. Их автор, Эрик-Эмманюэль Шмитт - поздний ребенок, родившийся в 1960 году в Лионе выходец из еврейской семьи; его родители еще в 1940-м бежали из Лотарингии от гитлеровского нашествия.
К чему все эти подробности? А вот к чему.
Героя романа "Жизнь впереди" зовут Момо, он араб. Его приемную мать зовут мадам Роза, она еврейка. В сиротский приют мадам Розы и маленького Момо наведывается католический священник отец Андре. Автор "Жизни впереди", написанной в 1975-м, - Ромен Гари, он же Роман Кацев, дважды лауреат Гонкуровской премии, родившийся в России, в 1914-м, в семье русской актрисы французского театра и предпринимателя-еврея.
Шмитт и Гари никак не могли "литературно взаимодействовать". В год, когда известный и богатый Ромен Гари покончил с собой, - 1980-й - Эрик Шмитт был 20-летним рядовым студентом-философом парижской Эколь Нормаль. Однако отдаленные перипетии их судеб схожи так же, как сюжетные детали их совершенно явно независимых друг от друга, написанных в разное время сочинений. Похоже, что связь времен обеспечена непреходящей проблематикой европейского национально-религиозно-расово-культурного многообразия. Той проблематикой, что была особенно актуальна для иммигранта Гари и остается актуальной для "коренного" Шмитта, родина предков которого - Лотарингия, в прошлом спорная территория франко-германского противостояния и соперничества.
Шмитт - популярный драматург, и это сразу видно по его прозе: в ней преобладают диалоги. Иначе, видимо, и нельзя. Диалог - единственная форма, способная передавать интеллектуальное и эмоциональное напряжение рискованных сюжетов Шмитта.
История еврейского мальчика, в годы войны спасшегося в католическом пансионе, но так и не ставшего приверженцем Римской церкви ("Дети Ноя"). История опять-таки еврейского мальчика, прошедшего науку взаимопонимания в бакалейной лавочке, которую держит мсье Ибрагим, приверженец исламской секты суфиев ("Мсье Ибрагим и цветы Корана"). История мальчика, больного лейкемией, который из своего больничного кокона пишет исповедальные письма Господу Богу ("Оскар и Розовая Дама").
"Благодаря мсье Ибрагиму я стал понимать, что евреи, мусульмане и даже христиане имели кучу общих великих предков еще до того, как начали бить друг друга по морде. Лично меня это не касалось, но все же я почувствовал себя лучше".
По словам самого Шмитта, его небольшие повести - это головоломки. Непроглядный мрак экзистенциальных "пограничных ситуаций" (сюжеты Шмитта - типичные "пограничные ситуации"), традиционное для религиозных людей упование в "пограничных ситуациях" на оккультно-мистические силы (ожидание чуда, веру в молитвы, талисманы и магическое действие обрядов) Шмитт-прозаик отвергает - и уводит героев в область межчеловеческих отношений, в область посюстороннего катарсиса. А поскольку самое модное базовое утверждение в современной художественной культуре - это утверждение тотальной абсурдности всего сущего, то очистительный катарсический эффект прозы Шмитта и состоит в преодолении абсурда (то есть в разгадывании головоломки) средствами обычного разговорного языка и простых смыслов повседневности.
Темой магистерской диссертации Эрика Шмитта была философия Дидро. Вот почему центральная идея эстетики Дидро - органическое единство добра и красоты - звучит в прозе Шмитта как лейтмотив. Никаких деклараций. Никаких монологов. Никаких профессорских инвектив - мы не в XVIII веке. Мы, вместе с героями Шмитта, в веке двадцатом - а это значит, что не пепел Клааса, но пепел Холокоста стучит в сердце французского писателя. Его маленькие повести заставят многих услышать этот звук.
