Татьяна Бек В последнее время поэзия наша все энергичнее выходит со страниц - на сцены то бизнес-клуба, то книжного кафе, то овального зала, то квадратного вестибюля, то даже казино с рестораном или интеллектуального парохода┘ Снова (но на иной лад), как в пору Серебряного века, становится важен имидж или, если проще, облик самого автора, а не только лирического героя.
Молодая Ахматова писала: "Я надела узкую юбку, / чтоб казаться еще стройней" - и в жизни долго осуществляла заявленный (модное нынче слово) проект.
Маяковский настаивал на желтой кофте.
Волошин бродил по Крыму в белом парусиновом балахоне (глупые дамы спорили: есть ли под ним штаны) с пестрой подпояскою, сандалиях на босу ногу и узком полынном веночке, таким образом и наружно связывая себя с античностью.
Гумилевский ученик Сергей Нельдихен (когда-то его в конце концов переиздадут?) являлся, бывало, на занятия "Звучащей раковины" с большой морковью в нагрудном кармане.
В годы моей юности - рубеж 60-70-х - оппозиция режиму выражалась в брюках клеш (один мой любимый поэт до сих пор хранит ностальгическую верность этому знаковому крою), или в шейном платке вместо галстука, или - у неофициозных поэтесс - в прямой челке до бровей. Меня один старший гений так и спросил в лоб, когда мне было чуть за двадцать: "Вы под кого челочку выбрали - под Ахматову или под Цветаеву?"
А одна яркая поэтесса нашего поколения всегда, даже в летнюю жару, ходила в русских цветастых шерстяных шалях, присягая таким образом фольклорно-языческой традиции┘
Нынче - свои фишки. Рок-линия - значит, и у мужчин волосья длинные, до плеч, а коль скоро хочешь подчеркнуть стилистическую связь с агрессивными низами, то можно и наголо побриться. Если ты патриотически настроенный поэт-державник, то тебе больше подойдет итальянский костюм а-ля депутат Думы и строгий английский галстук. Если хочешь смотреться начальником, но с богемистым уклоном, то хороша будет на вручении премий элегантная бабочка. А ежели упорно наследуешь шестидесятникам, то надевай на презентацию черный (можно серый) свитер крупной вязки и с большим воротом-хомутом┘
Таковы мои обрывочные и далеко не исчерпывающие наблюдения.
А знаете ли вы, друзья, кто первый осознал и артикулировал важность для стихотворца внешнего имиджа? Козьма Прутков. "Не будь портных, - тонко заметил он в своих афористичных "Плодах раздумья", - как различил бы ты служебные ведомства?" Сие наблюдение можно отнести не только к службе, но и к искусству.
Работая над своим первым отдельным изданием, Козьма, как мы помним, пригласил троих художников, чтобы создали его портрет на камне. Важнейшие черты своего изображения он художникам продиктовал, а именно: искусно подвитые и разом всклокоченные волоса; две бородавки; английский пластырь на месте бритвенных порезов; длинно-острые концы рубашечного воротника, торчащие из-под цветного платка, повязанного на шее широкой петлею; плащ-альмавива с черным бархатным воротником (один конец вальяжно и прогрессивно закинут на плечо)┘ При этом кисть левой руки на прижизненном изображении великого Козьмы была обтянута белой перчаткой особого покроя. А поверх перчатки - дорогие перстни, пожалованные ему там-сям┘ Если бы не все эти нюансы во внешнем облике, то Козьма Петрович так и остался бы примерным чиновником Пробирной Палатки, а позаботясь о визуальном рисунке личности, он стал - очень даже знаменитый поэт. И еще - в дополнение: уже когда портрет на камне был готов, Козьма, в целом одобрив изделие, потребовал, чтобы художники пририсовали внизу лиру, от которой исходят лучи┘
Это и есть главный урок: шали шалями, стрижки стрижками, бабочки бабочками, но без лиры - нам, стихотворцам, нельзя никак.
Бдим!
