Помню свой изумленный восторг при просмотре "Красоты по-американски" - это же про меня┘ Ну за вычетом несущественных деталей. А потом "Страх и ненависть в Лас-Вегасе" - при том что вычитать пришлось больше, но ведь дело не в наркотиках, а в верности идеалам юности. И "Осенний марафон" про меня. И бразильский сериал про меня.
Фантастический сюжет: сидит средних лет фрик перед телевизором, обалдело щелкает пультом, а все про него┘
Точка среднего возраста - классная стратегическая позиция. Посудите сами - есть и прошлое, и будущее, чего частично лишены азартная молодость и задумчивая старость. Можно подвести итоги. Можно начать сначала. В грудной клетке и черепной коробке взбивается коктейль из всего с плавно меняющимися пропорциями ингредиентов. Отсекая лишнее, получаем конкретный сюжет, конкретное произведение.
Средних лет герой Гришковца инвентаризирует свою жизнь, недоверчиво окунается еще-раз-в-любовь, достраивает мозаику. Его роль легко исполняет средних лет Гришковец. В зале - чуть не сказал "средних лет зритель". Да, по большей части. Но у срединной точки кроме удобного обзора есть и обратный бонус: ее видно отовсюду. Для юноши средний возраст маячит как внятная перспектива, для старика - как живое воспоминание. Легко заметить, трудно отмахнуться.
Любовная драма, которую разыгрывают герои Даррелла, хорошо выдержана, напитана годами, как дорогое вино. Глубина становится дороже, чем молодежная прыть.
Что же до битников, то это вообще вечер "кому за сорок". Как сказал бы герой "Сибирского цирюльника", ностальгия - это многое объясняет.
Мне удалось убедить себя в непреходящем мировом значении среднего возраста. Согласитесь, уже неплохой результат. Аргументация мощная. Но почему вся эта ситуация становится актуальной только сейчас? А если так было всегда, почему до сих пор никто этого не заметил? Объясняю.
Возьмем для примера молодежную трагедию "Ромео и Джульетта". Автор, заметим, средних лет, но ему не приходит в голову грузить нас собственными проблемами. Настолько не приходит, что мы искренне сомневаемся, актер он был или граф.
Для сравнения - Карамзин, излагая нам "Бедную Лизу", в какой-то момент отодвигает героев в сторону и начинает сбивчиво и горячо говорить что-то от себя. И я, мол, гулял по Воробьевым горам. И я был молод.
Но до поры жест Карамзина воспринимается как эксцентрическая выходка или простительная слабость. Писатели продолжают нам рассказывать "не о себе", рассказывать объективизированную историю. О неверном венчании в метель. О злом мятежнике и заячьем тулупчике. О бедных, униженных и оскорбленных идиотах. Сочувствие к другому возбуждается напрямую, как бы не помня о себе.
Но постепенно истории о третьих лицах начинают развиваться как истории, обрастать сюжетом, уходить в острые жанры и на лоток. Серьезная литература┘ при всей условности такого определения, ну, допустим, некоммерческая литература растет из лирической, доверительной интонации. Я не кто-нибудь, а я средних лет с вот такими сосудами и вот такими суставами обращаюсь к вам. И если даже речь пойдет о первой любви, то сосуды и суставы книги будут среднего возраста. После дерганого подростка, стоящего над пропастью во ржи, я, пожалуй, не встречал молодого героя, автономного от своего создателя. Какие бы ни были персонажи Милана Кундеры, я общаюсь с автором по поводу этих персонажей.
Довод о среднем (как правило) возрасте автора и его лирической интенции довольно сильный. Так автоматически возникает искусство среднего возраста. Но есть еще и внешняя, объективная предпосылка такого искусства.
Как оценить возраст нашей европейско-североамериканской цивилизации? Она заведомо не молода. Много раз ее диагностировали как дряхлую и на ладан дышащую, но она выживала. Если посчитать экономическую и военную мощь аналогами физического состояния человека, то наша пациентка еще крепка. Она еще пошумит. Вместе с тем тотальное разочарование, растерянность и начатки маразма (см. голливудский конвейер) образуют тот самый душевно-мозговой коктейль, который рекомендуется взбалтывать, но не пить. Есть прекрасное и тревожное будущее. Есть прекрасное и позорное прошлое. И если искусство СССР 30-х годов было молодым, то сейчас оно среднего возраста - и в усталой России, и в Соединенных Штатах, сменивших мечту на иллюзию, а иллюзию на доллары. И в Европе. Конечно, в Европе.
Розовая ностальгия с одной стороны и фиолетовый закат в другой стороне. Старт и финиш как на ладони. И долгий путь впереди - под гору, так легче┘