Золотых дел мастер

Андрей Белый. Золото в лазури. Репр. изд. / Послесловие и примечания А.В. Лаврова. - М.: Прогресс-Плеяда, 2004, 302 с.

За сто лет после выхода "Золота в лазури" в русской поэзии много чего произошло. Что касается Андрея Белого, ровно 70 лет назад закончился его земной путь, и вновь возникает ровное число - 30 лет работала в литературе эта легендарная личность. Между тем ровность, прямизна, линейность пути - не его достояние. Но в его первой книге заложены основные отправные точки всех его дальнейших устремлений┘ Практически со всеми отрицательными отзывами о ней его современников (они приводятся в послесловии А.В. Лаврова) можно согласиться: многое у Белого звучит как пародия, как бред сумасшедшего. Это если смотреть трезво. Но так смотреть на такую книгу - нельзя. Автор опьянен восторгом бытия, собственной исключительностью etc. В молодой поэтике за учебой у классиков четко отслеживается стиховой арсенал авторов второго ряда, шутников, оперативных фельетонистов типа поэтов-искровцев или Козьмы Пруткова, то есть исходно - Бенедиктов. У Вл. Соловьева наряду с его романсово-музыкальной составляющей Белый берет и юмористическую сторону.

Андрей Белый - князь Мышкин русского стиха. Несуразица и правда в его случае одно и то же. Пиршественное обилие ярких красок, драгоценных камней, ослепительной куртуазности и прочей великосветской атрибутики - тоже оттуда, из бенедиктовщины. (Набоков и Пастернака числил по этой епархии, и в чем-то он прав.) Пресловутые "низкий бас" и "ананас" смешноваты и сейчас. Недаром чуть позже появился Северянин с его ананасами┘ В этой книге, полной символистических абстракций, очень много прозы. Есть сюжеты (стихотворения и циклы), есть детали типа "щебня" или "калош", даже газетные сообщения: "Китаец дерется с японцем┘". Кстати говоря, таких прозаических подробностей почти нет в разделе "Лирические отрывки в прозе". Быт вписывается в рифмованные стихи. Это же поистине славно сказано: "Замелькали юбки, ножки, / кудри, сглаженные гребнем┘ / Утрамбованы дорожки / мелким гравием и щебнем". Это пишет символист. Зовущие зори, лазурь, аргонавты и проч. Но ведь акмеизм возник из подобных подробностей. На них работал совершенно поблизости и Анненский. Кузмин тоже ходил рядом. Саша Черный, сатириконцы - тоже┘ А одно из самых сдержанных в смысле лирической дерзости стихотворений - "Воспоминание" - посвящено Любови Дмитриевне Менделеевой: может быть, здесь уже таится будущий трагический треугольник. Пока что на уровне эстетической дискуссии. Нет у Белого никакой Прекрасной Дамы┘

Мы располагаем множеством свидетельств андреебеловского влияния на поэзию начала ХХ века. Даже маяковские ананасы (про буржуя) - все-таки оттуда. Думаю, что и постоянная рифма Белого "Христос - роз" (не Белым, разумеется, выдуманная) каким-то образом отозвалась в блоковских "Двенадцати". А "бархатный шмель" - не он ли стал "черным" у Бунина? "Объявись - зацелую тебя", - пишет Белый, и слышится - как продолжение - Есенин: "Зацелую допьяна┘"

Лучший раздел - "Прежде и теперь". Самая замечательная вещь здесь, несомненно, "Опала". Речь о Бироне, том самом: "Докладам внимает он мудро, / вдруг перстнем ударил о стол. / И с буклей посыпалась пудра / на золотом шитый камзол. / Лицо утонуло средь кружев. / Кричит, раскрасневшись: "Ну, что ж! / Татищев, Шувалов, Бестужев - у нас есть немало вельмож┘ / И гневно поднявшись, отваги / исполненный, быстро исчез. / Блеснул его перстень и шпаги / украшенный пышно эфес". Это сказано в 1903 году. Через шесть лет Гумилев напишет: "Или, бунт на борту обнаружив, / Из-за пояса рвет пистолет, / Так что сыпется золото с кружев, / С розоватых брабантских манжет". Прямая связь, несмотря на разницу в размерах. Прежде чем посыпалось это золото, сперва посыпалась эта пудра. К слову - именно золото┘ А гумилевские "Капитаны" вышли из лермонтовского "Воздушного корабля" - из стиха "Не видно на нем капитана". Сергей Маковский полагал, что источником "Капитанов" служит бодлеровское "Путешествие". Но "Опала" Андрея Белого написана амфибрахием, очень напоминающим лермонтовский образец - прежде всего интонационно. Но ведь и Наполеон - фигура опалы! Я не спорю с Маковским, но роль Андрея Белого как посредника между Лермонтовым и Гумилевым очевидна.

Такие книги освежают память.