Давид Маркиш. Белый круг. - М.: Изографус, 2004, 256 с.
Кому ставят памятники при жизни? Разве что тиранам. А по-настоящему великого человека признают после смерти и часто не сразу. В России это особенно касается людей творческих: скольких писателей и художников в ХХ столетии "вычеркнули" из официальной культуры, запрятав их рукописи и работы в самые темные углы архивов на многие десятилетия. И тем не менее "Мастер и Маргарита" Булгакова выходит в свет - через 26 лет после написания, а "Реквием" Ахматовой - почти через 50. Да что там говорить: Тютчева до начала ХХ века знали не как великого поэта, а как знаменитого дипломата. Но настоящий талант рано или поздно оказывается замечен и оценен. О таком возвращении из мира великих забытых рассказывается в романе Давида Маркиша "Белый круг".
Прототип главного героя книги, Матвея Каца, - художник Серебряного века, авангардист Сергей Калмыков. Он был современником Малевича, Филонова, Татлина и Лисицкого, но всех их пережил благодаря тому, что вовремя ушел с большой творческой сцены. С 1935-го до самой своей смерти в 1967 году он играл нелегкую роль городского сумасшедшего в Алма-Ате, где получил место декоратора в театре. Его экстравагантность в какой-то степени была органичной частью его творческого образа, но во многом это была защитная реакция: к такому чудику никто не станет приставать с идеологией. Плата за творческую самобытность - отсутствие признания. Но ведь шут в конце концов должен поменяться местами с королем! Художник знал об этом и работал не для современников, а для потомков, которые через несколько десятков лет открыли его талант. Началось все с романа Юрия Домбровского "Факультет ненужных вещей", посвященного Калмыкову, а теперь появилась и книга Давида Маркиша.
Сюжет романа основан на реальных событиях, но документальности в нем нет. История возвращения гению давно заслуженных лавров - это лишь одна составляющая книги, вокруг которой располагаются остальные. Во-первых, это размышления автора об изобразительном искусстве ХХ века, во-вторых - о России. Между главами и в сами главы книги вклиниваются отступления, своего рода притчи, без которых роман так и остался бы хроникой. Это и есть внесюжетное, философское содержание романа. Два отступления о "Черном квадрате" Малевича содержат очень интересную интерпретацию этой картины. В "Отступлении об Иване-электросварщике и о Великой ломке" автор пытается определить природу бунтарства русского авангарда, а заодно и природу революции. А отступления, описывающие нелепые, в стиле Зощенко, истории из повседневной жизни советского человека, еще раз демонстрируют, как в те времена здравомыслящий человек автоматически становился инакомыслящим. Это лишний раз подтверждает, что наигранное юродство для Матвея Каца (Сергея Калмыкова) было единственным способом выжить. Начни он говорить серьезно - его бы сразу поставили на место.
Одна из главных загадок романа, над которой придется поломать голову читателю, сформулирована самим автором на задней обложке книги: "Зачем у меня русский человек Сергей Калмыков назван еврейским именем Матвей Кац?.." Почти все герои, линии жизней которых невероятным образом пересекаются в точке "Матвей Кац", - евреи. И, похоже, это не прихоть автора, а осмысленный прием, развернутая метафора. Судьба еврейского народа и судьба художника в советской России - не правда ли, что-то общее здесь есть? Сотни лет гонений и скитаний по всему миру и почти обретенная родина (Израиль, за который надо еще повоевать) - и десятилетия забвения и, наконец, приближающаяся слава, хоть и посмертная.
Сейчас имя Сергея Калмыкова весьма популярно, особенно среди коллекционеров. Проходят выставки в Москве, за границей, а в Казахстане Калмыкова сделали национальным художником. История коммерческого успеха работ Калмыкова-Каца также освещена в романе "Белый круг". Одни герои стремятся вернуть художнику его имя, чтобы восторжествовала историческая справедливость, а другие - с простой целью разбогатеть. И те, и те своего добиваются: отличный PR приносит картинам Каца известность, а правообладателям - деньги. Но ажиотаж вокруг художника мгновенно порождает моду на его работы. Это последнее испытание Калмыкова-Каца - медные трубы. Когда все "ценители" искусства успокоятся, его имя займет подобающее место среди классиков русского авангарда. Поэтому, наверное, читатель радуется, когда в конце книги срывается установка нелепого монумента в честь художника. Лучшие памятники все-таки нерукотворные. Книга, например┘