От контркультуры - к культуре

Андрей Родионов. Пельмени устрицы. Стихи. - СПб.: Красный матрос, 110 с.

До выхода этой книжки Родионов считался в московских салонах новой контркультурной звездой. Теперь от контркультуры он тихонько дрейфует в сторону культуры как таковой. Репутация панка, которая прилипла к нему после первой книги "Добро пожаловать в Москву!" и массированных выступлений по клубам, тает как снег в апреле. Даже на компакт-диске со стихами, вложенном в эту книгу, интонации Родионова кажутся мягче и задумчивее, чем раньше. Раньше он звучал как нечто среднее между Тупаком Шакуром и Василием Шумовым (группа "Центр"). Теперь - как человек, внезапно вышедший из запоя и пытающийся вспомнить, что с ним было вчера.

Неизменным со времен первой книги остался рваный рэперский ритм и тяга к чернушным реалиям: драки, алкоголь низкого качества, типовые дома на дальней московской окраине. Плюс так называемый закрытый подход к иронии, за который Артемий Троицкий восхвалял в свое время "Центр". Этот подход сейчас взяли на вооружение поэты немировского объединения "Осумасшедшевшие безумцы". Лучшие среди них - Всеволод Емелин и Андрей Родионов. Суть подхода в том, что невозможно понять - искренен ли с нами поэт или стебется, изображает из себя дурачка.

То есть хиты свои, которыми восторгается контркультурная публика, Родионов пишет старым, "осумбезовским" способом. Лучший пример - "Сергей Соколовский и Уильям Берроуз", баллада о двух мужественных наркоманах: "Поют небеса все тише, / А лица ментов все строже. / - Ну как отпустило, Уильям? / - Ништяк. Спасибо, Сережа!"

Но вместе с тем появляются и другие стихи: "Мой папа, мой бедный папа, / Ты помнишь Олимпиаду? / И музыку Френка Заппы, / И автомат с лимонадом? / А я помню только стену / С ободранными обоями, / Но время, жестокое время / Посмеялось над нами обоими". Какая уж тут ирония...

Чем дальше, тем больше Родионов пишет всерьез. И даже его фирменная брутальность уже не кажется наигранной, пародийной: "Этот мир - мой мир. Законы каменного леса / Здесь просты и суровы, и очень редко справедливы. / Иногда приходится быть просто жестоким, / А на деревьях не растут бесплатные сливы". Примитивно? Быть может. Особенно с точки зрения высокой поэзии. Но зато под этот примитив не подделаться и самому изощренному примитивисту. Ему такие простые и честные мысли даже в голову не придут.

Если б не эта метаморфоза, приключившаяся с поэтом, на первой книжке все, наверное, и закончилось бы. Ведь нельзя бесконечно эксплуатировать один и тот же, пусть даже очень эффектный прием. То есть можно, конечно, до старости писать панковские истории с невеселым юморком и обязательной нецензурщиной. Но, знаете, - приедается...

Перед Родионовым явственно маячил тупик. Он мог так и остаться автором одной книги. Одной, что называется, фишки. Яркой бабочкой-однодневкой на пожухшей лужайке столичной околопоэтической тусовки. Хотя если учитывать жанр, в котором работает Родионов, то уместнее сравнение с дождевым червяком.

Всего этого не случилось. Вышла вторая книга, и уже, насколько я знаю, готова к выходу третья. Родионов извернулся и все-таки решил стать поэтом, а не, как принято говорить в Европе, artist"ом, который развлекает снобов, стосковавшихся по реальности. Некрасивой и плохо пахнущей. У него получилось или, скажем так, почти получилось. Другое дело, насколько адекватно воспримет эту трансформацию публика. Тем более такая избалованная, как московская. Впрочем, другой у Родионова нет. Но он рискует, а за риск всегда воздается.