Дарья Клинг Милорад Павич. Кровать для троих: Пьесы, рассказы/ Пер. с серб. Л.Савельевой, Н.Вагаповой. - СПб.: Азбука-классика, 2003, 288 с.
В рассказе Брэдбери восьмидесятилетний герой, оставшийся один на Марсе, разговаривает по телефону с собой двадцатилетним: когда все легионеры, кроме него, покинули планету, он от нечего делать записал на пленку тысячи слов и фраз и запрограммировал, чтобы телефон зазвонил через шестьдесят лет и голос из прошлого был готов отреагировать на любую реплику. Человеку необходимо общение, а по мере увеличения скорости передачи информации такая потребность только увеличивается. Это понял Милорад Павич, сербский прозаик и поэт, утверждающий, что современному темпу жизни идеально отвечает так называемая нелинейная проза. Произведения Павича нелинейны и, главное, интерактивны. Это свободный диалог между автором и читателем. Через шестьдесят лет читатель, взявший в руки книгу Павича, будет вынужден не просто следить за ходом мысли человека из прошлого, но вступить с ним (к тому времени уже классиком) в беседу. "Как будто вы бросаете горячую картофелину, и пусть тот, кто ее поймает, сам думает, что с ней делать", - объясняет Павич в интервью, данном Екатерине Садур для журнала "Voyage" (2002, март) и помещенном в конце книги.
Основное содержание - пьесы. "Кровать для троих", "Стеклянная улитка", а также поставленная во МХАТе "Вечность и еще один день". В том же интервью Павич говорит, что современный писатель должен отдавать читателю больше функций, чем это делали классики. Это правило работает у Павича не только в прозе, но и в драме: зрители непосредственно вовлечены в действие спектакля; при этом зрители и читатели для автора не равнозначны. Например, в "Кровати для троих" зрители делятся на две части (мужскую и женскую), и спектакль для одной половины собравшихся начинается позже, чем для другой, в то время как читатель может прочитать все с самого начала. Для читателя воображаемые зрители становятся действующими лицами пьесы.
Однако в пьесах Павича по сравнению с пьесами более или менее "классическими" меняются не только функции зрителей - режиссер (а также сценограф, постановщик музыки и света) рассматривается автором как отдельный от зрителя и читателя адресат. Каждая пьеса начинается с комментариев, продолжающихся и в авторских ремарках, и носят они столь наставительный и не терпящий возражений тон, что порой становится непонятно, где же режиссеру можно проявить самостоятельность. За справками по постановке обряда (нужен по ходу одной из пьес) автор отсылает режиссера к своей же книге "История сербской литературы периода барокко" (с указанием выходных данных и нужных страниц!).
Немолодой человек (74 года), Павич стремится быть в литературе современным. Но достигает он этого не открытым перфомансом (хотя перфоманс, по-моему, ему и не чужд), а вполне изящным обращением к мифологии. Так, в пьесе "Кровать для троих", скромно обозначенной как "краткая история человечества", действующие лица - Адам, Ева, Лилит, демон и ангел, участвующие в "интерактивном показе моделей одежды с пением и стрельбой". Самые распространенные проблемы современности - вплоть до выступлений против ношения шуб из натурального меха - вытекают из темы первородного греха┘ Кажется, читая пьесы Павича, можно если не выиграть у зрителя, то по крайней мере получить столько же удовольствия. Благодаря усердию автора в продумывании деталей постановки читатель при наличии хоть сколько-нибудь развитого воображения сможет поставить целый спектакль у себя в голове, оторваться от "просмотра" коего будет нелегко.
Дарья Гармоненко