Сергей Арутюнов Сол Беллоу. Жертва: Роман / Пер. с англ. Е.Суриц. М.: Текст, 2003, 316 с.
Выстраданное волей-неволей становится человеческим. Среди немой природы мы присвоили себе право страдать от самого факта бытия и говорим "нервы", боясь заглядывать в суть┘ Когда в Нью-Йорке жара, количество жертв зашкаливает. Допустим, вы не первой молодости еврей, пробились сами, в молодости нахлебались, дурная наследственность, а тут еще жена уехала к матери, брат запропастился, племянник болен, невестка ополоумела┘ Кстати, а при чем тут "еврей"?
Темная фигура идет по набережной. Это Левенталь. Сейчас он нарвется.
Наши "черные люди" окружают нас так плотно, что удивительно, как мы не сталкиваемся поминутно. На каждого монаха находится черт из коробочки. Левенталь лопается от возмущения: оказывается, будучи еще без места, он устроил нанимателю скандал, в результате которого организовавший встречу Олби, видите ли, уволен! Ну явный же поклеп! Как только доказать, что скандал вышел сам собой? Чертов идиот и раньше позволял себе антисемитские шуточки, но разве Левенталю взбрело бы в голову отомстить, да еще таким способом?! Ведь нет же вины, а совесть тлеет, и первично имущий никнет под напором неимущего, и даже какая-то дикая правда чудится в оскорблениях, и отступаешь. Этот тип на голубом глазу считает, что миром заправляют евреи! Если бы! Но падение аристократа не нуждается в аристократичности. Олби и ненавидит Левенталя, и рассчитывает на него, жмется к нему, как тонущий цепляется за спасителя и топит его вместе с собой. Антисемит вселяется к еврею, роется в вещах, приводит шлюху, сорит, хамит, ища иррациональных сатисфакций. Через несколько лет после того, как, попытавшись отравиться газом, он будет все-таки вышвырнут за порог, встреченный в театре, шикарный, в сопровождении кинозвезды, Олби первым поздоровается с Левенталем и скажет, что "тогда" плевать хотел на все, но с тех пор изменился. Левенталь крикнет ему вслед: "Так кто же правит?" - и не услышит ответа.
Антисемитизм в "Жертве" Сола Беллоу истончен до предела, за ним угадывается гуманистическая метафизика: в мире голого успеха обречен происходить повтор одного сюжета - тоска выштамповывает из аутсайдера нациста. Бунтарю грозит собственный бунт┘ Роман отрицает "быстрое" проникновение в суть вещей, признает лишь сбывшееся и только эту власть над собой. Вот кто правит - Бог посредством времени. То, что в литературе вечная трагедия, в жизни - накатывающая и уходящая волна. Время отдается нам полностью - это мы не берем. Левенталь боится, что, если умрет племянник, эта смерть будет восприниматься расплатой за брак итальянки с евреем. Но вот мальчик умирает, и┘ только горе, и┘ только брат в дешевом рабочем костюме сидит за столом и односложно, смиренно, могуче отвечает на вопросы. "Да, сдается мне", "ну что ты, разве так можно". И все устраивается - экклесиастовский накат смывает "нервы" в Атлантику.
Оба героя - и Левенталь, и Олби, делают по шагу к абсурду, преображаясь в нем: нельзя стать жертвой, не становясь палачом. И наоборот. Такова теснота мира, что всякое страдание добавляется к чужому. Понятый Олби становится Левенталю ближе еврейских приятелей. После катарсиса с газом опустошение разводит героев по углам. И восходит солнце┘ Ни одна деталь не скажет, что "Жертва" написана в 1947-м (в год написания Беллоу исполнилось 32). Так, наверно, и пишут истые классики, нобелевские лауреаты: американец - всечеловек. Разве что Левенталь ветхозаветнее и достовернее карикатурных интеллектуалов Вуди Аллена, но это - одна родовая среда: интеллигентам мнится, что люди терпят неслыханные муки, но они трагически безграмотно толкуют иероглифику сущего. Да и кто сказал, что любой редакторишка столичного листка - интеллигент? Интеллектуал? Недоучки добирают после колледжа, без молодежных скидок, если хотят быть чему-то причастными, а не глотать этот немыслимый влажный воздух у распаленного жаром окна.
