Юлия Качалкина Анджей Стасюк. Белый ворон: Роман / Пер. с пол. Л.Цывьяна.- СПб.: Азбука-классика, 2003, 352 с.
Бессмертный Данте придумал в своем далеком XIV веке универсальную формулу кризиса личности: "Земную жизнь пройдя до половины, я оказался в сумрачном лесу┘", а дальше символы инфернальной космогонии его "Божественной комедии" мировая культура превратила в расхожие архетипы. Ну, если средневековый читатель и мог довольно живо представить себе Вергилия - как он путешествует по аду, и ад этот выглядит вполне материальным; если и мог поддаться сюжету, поверив в его правдоподобие (так ребенок верит, что Алиса и вправду проваливается в нору белого кролика), то наш современник ничему верить не привык. Для него все - иносказание и метафора. Поэтому, когда Анджей Стасюк начинает своего "Белого ворона" с такой вот завязки: пятеро смелых где-то в Польше вошли в дремучий лес, сразу в голове щелкает метафизический переключатель. Ага, очередная экзистенциальная бродилка в духе популярного ныне в качественной художественной литературе романа-ребуса. Только фолианта старинного с какой-нибудь недочитанной или недопонятой страницей не хватает, чтобы сделать атмосферу блужданий в пространстве более таинственной и захватывающей.
Между тем книги у героев Стасюка нет. 1993 год, февраль, лесная местность, пересеченная холмами и заброшенными каменоломнями, увиденная с высоты птичьего полета, на которую иной раз поднимается авторский взгляд, во всей своей неприглядности. Лес огромен и геометрически непроходим.
У начитанного в области психосоциальной фантастики человека при соприкосновении с "Белым вороном" возникает и множится чувство дежа вю: это и победивший пространство Франц Кафка времен "Замка", это и "Улитка на склоне", и "Пикник на обочине" Стругацких. Это вообще синтез идей духовного паломничества мировой литературы. Кто-то однажды встает с мыслью, что нужно уйти из городов и отправиться на поиски самого себя. Приходит время каждому быть философом и населять леса легендами своей памяти, если иных легенд нет.
У героев Стасюка, мало чего прочитавших кроме телефонных справочников и порножурналов под школьной партой, легенды-то и нет. Вспоминают они народную байку о Белом вороне из местного леса - то ли о человеке, на птицу похожем, своих домочадцев чего ради в ярмо скотское запрягавшем. То ли - о настоящей птице белой из общей серой стаи падальщиков. Человек ли, птица - не важно. Важна идея: индивид и общество, которое на него посягает.
Пятерым друзьям-полякам просто надоело быть среднестатистическими романтиками посткоммунистической страны - любить продажных женщин за их доступность и пить горькую, временами вспоминая, что бывают-таки болезни от случайной любви и родители от старости умирают, пока ты с этой любовью носишься.
Сам Анджей Стасюк (р. 1960), попавший в молодости талантом рок-музыканта под молот режима Войцеха Ярузельского (до 1986 года пел и играл на гитаре в безымянной подпольной рок-группе, его арестовали, просидел полтора года), живет где-то в карпатской деревушке и книги печатает в собственном издательстве "Czarne".
Так что травмы внутреннего ли, внешнего ли диссидентства в случае сильной личности ведут все равно к "буржуазному" процветанию. По крайней мере так оно выглядит со стороны.
У "Белого ворона" открытый финал. Так и бывает, когда ищешь истину. Пятеро шли сквозь лес, кто-то их преследовал, один из друзей поранился и почти умер┘ но главное - читатель понял: всегда есть шанс быть левым. Стоять в оппозиции. Особенно когда история вырабатывает к этому привычку в обычном польском Костеке или Бандурке.
