Юлия Качалкина Алексей Михеев. А. и Б. сидели на трубе: Перевод с советского. - М.: АРГО-РИСК; Тверь: KOLONNA Publications, 2002, 72 с. (Книги из сети.)
СССР конца 70-х - начала 80-х - это миф. Земля обетованная вечных романтиков, которые носили квадратные роговые очки, как у гайдаевского Шурика, хранили, служа в почтовом ящике, до востребования одну главную мечту и умно шутили в КВН. Жизнь их была наполнена непреходящим смыслом. Потому что все не первые, а значит, можно искренне сопереживать друг другу. Потому что, как тридцать три буквы алфавита и тридцать три истории из этой вот книжки, не могут существовать самостоятельно. Только - в слове. Такая фишка коммунизма.
По выходным они ходили на толкучку, где за бешеные деньги покупали зарубежный винил у мрачных товарищей с глазами жуликов. А по вечерам ездили в переполненном вагоне метро с тубусом под мышкой, любя в прижатом плечом к плечу незнакомце Человека и Брата. Они были молодыми. И не боялись пропустить конечную станцию метро.
Алексей Михеев, ныне ответственный секретарь журнала "Иностранная литература", пропустил. Не вышел. Он так и едет в поезде номер 1982. Тогда и написал своих "А. и Б.". А родился он в 1953-м. Окончил экономический факультет МГУ, защитил диссертацию, преподавал в РГГУ, работал на радио. "А. и Б." сначала были опубликованы в интернете (кстати, за эту ностальгию автор получил специальный диплом Тургеневского фестиваля малой прозы, а теперь - в рамках специальной серии - напечатан на бумаге). И поезд его не "Желтая стрела". Советское не доведено до абсурда. Оно припомнено до детали. До номера автобуса, увозящего тебя в светлое будущее, до цвета вырванной на распродаже кофточки, до вкуса студенческих пельменей в столовой института. Так искренне, так беззлобно вспомнить о своей советской молодости вряд ли кто из современных авторов может. Искренность не делает биографии. Биографию делает надлом.
Когда есть в твоей стране режим, всегда живет в ней внутренний эмигрант. Ему нужно бороться против. Потому что никто не знает, что он - "за". За красивых девушек в батничках под Барбару Брыльску, за хоккей и шахматы, за кружки молодых ученых по выходным. За общечеловеческое и непереводимое. Ни с советского на прозу дня, ни наоборот.
