Непрерывность парков

Анатолий Найман. Львы и гимнасты. Стихи. - М.: Три квадрата, 2002, 128 с.

Книга всегда является итогом пути. Не обязательно конечной станцией, может быть просто полустанком или пунктом пересадки. Иначе, книга - остановка по требованию речи. Или остановка речи? Путь продолжается, только изредка в просветах мелькнет то город, то поляна, и остается лишь выхватить из этого вечного движения мгновение покоя.

Чтобы осталось.

Стихи - это и есть такое мгновения покоя. Строчки типографского набора ниспадают с книжных страниц, как знамена в залах славы и траура. Они изъяты из жизни и выставлены на всеобщее обозрение. Но это высокий покой. Тот самый, что - по известной формуле - дается нам взамен счастья.

А потому критик часто оказывается в положении оценщика в ломбарде, в должности - по другой знаменитой формуле, - излюбленной людоедами. Покой слишком зыбок, чтобы не всколыхнуть его при прикосновении:

В двадцатых числах августа
жалеть уже нелепо,
что на исходе лакомства
пирующего лета.

Анатолий Найман выпустил книгу о львах и гимнастах - о невозвратно ушедших тенях прошлого. Когда-то Давид Самойлов предлагал "года, как чемоданы", оставить на вокзале. Для Наймана такой альтруизм был бы по меньшей мере странен. Он поэт центростремительный, он хочет безраздельно владеть временем:

Если маленькая кукушка
ничего мне не прокукуешь,
это значит, что очень скоро
куковать ты будешь
напрасно -
все равно тебя не услышу.

Разумеется, слушающий является центром мироздания. В его отсутствие любой акт коммуникации незаконен. Звук напрасен, если он не принадлежит носителю речи. Пусть это эгоизм, но он вполне оправдан. Я, мне, мое - всегда агрессивно в качестве действия. Это произвол, но и автор наказуем.

Анатолий Найман - поэт-мемуарист. Отсюда у него странное согласование времен: прошедшее равнозначно будущему, поскольку будущее совершенное и есть прошедшее:

Да что в самом деле
случилось?
Ну, рад умирать, ну, не рад.
Ведь это от музыки чисел
свобода - не так ли, Сократ?

Убийственное признание, особенно если учесть, что в роли убиенного - Сократ. Отказ от настоящего страшен тем, что он напрочь вычеркивает тебя из потока жизни. Ты вынужден находиться всегда в какой-то точке, удаленной от настоящего. Но, может, именно в ней и спасение? Найман предпочитает жить взаймы у вечности. Предъявляя свои права на прошлое, он надеется таким образом обрести и будущее.

А в настоящем
┘караульного лая эпоха злая,
когтя простор и лучшие
части себя беря,
пикирует, дыхом драконьим
в одно сплавляя
деепричастие и
родительный - когтября.

Кажется, что "Львы и гимнасты" - лучшая книга Анатолия Наймана. В ней он наконец освободился от необходимости быть при ком-то и обрел себя при себе. И себя без себя. Странное ощущение: в лучших стихах книги поэт растворяется во времени, овеществляя собой его непрерывность. Книга - остановка, вокзал:

Может быть, себя через
вокзал
свет потусторонний
показал:
дом, который тени
населяют,
чтоб исчезнуть из него куда
кто - и, в бездну канув,
поезда
нам пустое место
оставляют.

Свято место пусто не бывает, и Найман прекрасно понимает это, даже если "пустое место" самое жизнь, не заполненное трепетом ожидания прошлого в неизбежном будущем. А потому и не хочется быть оценщиком в ломбарде и говорить о слабостях книги. В "Львах и гимнастах" Анатолия Наймана есть главное - львы и гимнасты.

А значит, книга свершилась.
Эта скорбь - единственная
весть
смерти о себе: что, дескать,
есть.
Не наверняка, но нам
довольно,
потому что если нет,
отъезд -
дым, а то с чего глаза
так ест,
или тромб, а то с чего
так больно?