Варвара Смурова Дуглас Коупленд. Жизнь после Бога. / Пер. с англ. В.Симонова. - СПб.: Симпозиум, 2002, 286 с.
Разыскивается:
Поколение. Внеплановая вязка, родители - чемпионы породы. Хромает, сука, на левую заднюю лапу. Неохотно, но все же отзывается на кличку "Х". Команды знает, но выполнять отказывается. При слове "голос" в глазах загорается недобрый огонь всепрощения. Постоянно задает вопросы: кто мы? откуда мы? куда мы идем? - хотя прекрасно знает, что стоит в пробке на шоссе, ведущем из Лас-Вегаса в Палм-Спрингс, а вокруг простирается Ничто.
Канадский журналист и дизайнер Дуглас Коупленд только что издал книгу "Поколение Х", когда это случилось. Слово "культовый" вспыхнуло, как желтые бумажки на холодильнике во время ядерного взрыва. Все, успевшие родиться, но не успевшие пройти через опыт хиппи и панков, причислили себя к поколению Икс. Все, умевшие бояться, но не умевшие сформулировать свои страхи, начали читать Коупленда чуть ли не с карандашом в руках - изо всех сил сдерживаясь, чтобы не приписывать к каждому "и тогда он умер" фразу "такие дела". К 1994 году - моменту выхода "Жизни после Бога" - автор был безусловно, безнадежно культовым.
Сам он прекрасно знал, что все это притянуто за уши, что никакого поколения нет, есть только люди, которые не могут понять, чего хотят. Он знал, что главное - это маркетинг и тихая, доверительная интонация. И если ты тихо, доверительно произнесешь что-нибудь вроде: "Я задумался о том, что со мной будет, но так и не смог ответить на этот вопрос", - десятки тысяч человек скажут: "Прямо в душу мне смотришь, старик".
Из разрозненных "я" в "Поколении Х" все-таки получалось очевидное "мы". В "Жизни после Бога" никакого "мы" нет - а если и есть, то это "мы", открывающееся с той точки, где когда-то был Бог. Мы - люди. Птицы. Тени. Мы - истории случайностей, совпадений, совместных падений, поисков, потерь. "Я призадумался. И вот о чем: я думал о том, что всякий день каждый из нас переживает несколько кратких мгновений, которые отзываются в нас чуть сильнее, чем другие┘ и если бы мы собрали эти краткие мгновения в записную книжку и взглянули на них через несколько месяцев, то увидели бы, что в нашей коллекции намечаются некие закономерности - раздаются какие-то голоса, которые стараются зазвучать нашей речью. Мы поняли бы, что живем совершенно другой жизнью, о которой даже не подозревали".
Прямо в душу мне смотришь, старик.
Никаких словариков, откровений, социологических данных. В качестве бонуса - иллюстрации автора: небоскребы, журавлики, пустынное шоссе, банка супа "Кэмпбелл". Все как одна картинки напоминают ту дырку в заднице, которую когда-то нарисовал Курт Воннегут, - не манерой рисунка, а общим ощущением. "Наше проклятие в том, что мы вынуждены истолковывать жизнь как последовательность событий - как связный сюжет - и что, когда мы перестаем понимать, как развивается наш собственный сюжет, мы чувствуем себя потерянными".
И никакого, конечно, связного сюжета.
Жизнь после Бога проходит в смущенных поисках Бога. Под взглядами случайных людей, которые никогда о тебе не вспомнят, под разговоры с людьми, которых ты когда-то любил, под щебет случайных радиоголосов. Вся твоя жизнь - отсутствие сюжета, потрепанный фотоальбом, где собрано все, что когда-либо было тебе дорого. Темнеющие фотографии того, о чем ты уже забыл. Слепящие фотографии того, о чем ты будешь помнить всегда - даже когда поймешь, кто ты, откуда ты, куда ты идешь.
Разыскивается:
Бог. Который помог бы нам любить, ибо мы уже, похоже, утратили способность любить. Который помог бы нам перестать чувствовать себя поколением, ибо мы уже, кажется, не можем обойтись без ярлыков. Который помог бы нам найти Бога, ибо своими силами мы, кажется, не справляемся.
Нашедшему ничего не будет, не бойтесь.
Дарья Гармоненко