А что Шекспир?

Мартин Эмис. Деньги: записка самоубийцы. Роман / Пер. с англ. А.Гузмана. - М.: Махаон, 2002, 544 с.

А ЧТО Шекспир? Полуграмотный актеришка, был бы кинорежиссером, ну, или сценаристом, не из лучших, а скорее всего снимал бы рекламу. Пил бы не просыхая. А что Мартин Эмис? Второстепенный персонаж собственной книги, второстепенный персонаж собственной жизни, сын своего отца, писателя сэра Кингсли Эмиса. Взаимоотношения у отца с сыном - а какие варианты? - были мучительными. Взаимоотношения Мартина с литературой - без вариантов - были и остаются порнографическими. Свое собрание сочинений он назвал "Улиссдонкихотлолита". Понтярщик.

"Деньги" написаны почти двадцать лет назад. Эмису тогда было тридцать пять, мир вокруг сочился бухлом и порнографией, и с каждой бумажки смотрели, похотливо улыбаясь, мертвые президенты и живые королевы. Сегодня президенты и королевы смотрят разочарованно, а Шекспир в свои 53 года уже несколько месяцев как лежал в могиле. Если, конечно, вообще когда-либо существовал.

У романа есть подзаголовок, на обложке почему-то не поместившийся, - "Деньги: записка самоубийцы". Года полтора назад в том же издательстве уже выходил роман Эмиса о самоубийстве, "Ночной поезд". В "Деньгах" герой на протяжение пятисот страниц рассказывает, что привело его к смерти. Нет, не так: к мысли о смерти. Нет, не так: к необходимости самоубийства. Нет, все-таки, пожалуй, к смерти. Кто их знает, эти записки.

Кинорежиссер-алкоголик, известный рекламщик, но неудачник во всех остальных начинаниях, Джон Сам больше всего на свете любит деньги. Он глушит виски, рассуждает о порнографии и собирается ставить фильм "Плохие деньги". Мотается между Англией и Америкой, Сохо и СоХо, глушит виски, трахает женщин, никогда ничего не читает; не понимает, почему пиарщики не могут облагородить портрет Шекспира. "Уильям Шекспир всегда приносил мне грандиозное облегчение. После гнетущего визита к зеркалу или недоброго слова от подружки┘ я говорю себе: "Какой все-таки Шекспир был урод". Эффект просто чудодейственный". Случайный знакомый, писатель Мартин Эмис, - очевидный дебил; но ему можно заплатить, чтобы он переработал никуда не годный сценарий фильма. Виски. Женщины. Больной зуб. Порнография. Партнеры. Деньги. Виски. Анонимный телефонный доброжелатель, который на вопрос: "Что ты ко мне пристал? Что тебе нужно?" - отвечает: "Твоя жизнь". Разве это жизнь. "Я в аду, почему-то это ад, но почему?"

Деньги - основа жизни и смерти. Каждая банкнота, считает герой, - это записка самоубийцы. Вы только эхо от шелеста этих бумажек. А потом бумажки заканчиваются, и вы заканчиваетесь вместе с ними.

По роману бродят двойники, переодеваются то в женское платье, то в мятые шорты. "Кто ты?" - спрашивает герой у своего анонимного мучителя. "Помнишь в Трентоне, в школе на Бадд-стрит, бледного очкарика во дворе? Ты его до слез доводил. Это был я. Помнишь, в семьдесят восьмом году в Нью-Йорке ты устраивал пробы в Уолден-центре? Заставил одну рыжую девицу раздеться, а потом не взял, и хохотал еще. Это был я. Вчера ты переступил через бомжа на Пятой авеню, глянул на него, ругнулся и хотел пнуть. Это был я. Это тоже был я". По ком там звонит колокол, я не слышу? Джон Сам. Его зовут Джон Сам, Self, спасибо переводчику А.Гузману за то, что мы имеем возможность оценить игру слов.

Страницы сочатся цитатами - то тебе Кафка, то Элиот, то, мать его, Шекспир, - и все это произносится похмельным, нездоровым голосом героя, пошляка и дебила, запутавшегося в своих и чужих двойниках, двойной бухгалтерии, утекающих деньгах, уходящей жизни. Шекспир бродит по роману, прислушиваясь к философствованиям героя. "Гамлета" и "Отелло" нам пересказывают понятными, простыми словами, Сам ошивается у папочки в баре "Шекспир", его подружка отоваривается в "Меркуцио". Старлетки на кинопробах, прежде чем раздеться, говорят: "Да, я очень хочу сыграть в "Комедии ушибов". Герои пьют коктейль "Дездемона крим". Розенкранц и Гильденстерн мертвы, мертвы.

Актеры устраивают истерики, зуб продолжает болеть, подружка начинает требовать от Сама денег, потом она оказывается беременной - не от него, потом мир рушится окончательно.

Жесткая, быстрая, криминальночтивная проза. Что-то подобное - пишут критики, - что-то подобное получится, если маркиз де Сад придет в гости к Вудхаузу. Ну да. Конечно. И если Улисса не посадят на электрический стул за убийство Клэра Куильти. И если Джойс пройдет курс психоанализа у Чарльза Буковски. И если Набоков в составе своей группы "Ленинград" выйдет на сцену и, задумчиво глядя поверх очков, спросит у публики: "Где ваши руки? Бейте в ладоши, суки".

Помнишь, один хитрожопый козел завертел нехреновую комбинацию - с носовым платком, ревностью и всяким таким? Это был я. Помнишь, одна баба любила своего мужа и была верна ему? Это был я. Помнишь, один писатель играл с тобой в шахматы, загнал тебя в угол, а потом забрал твою предсмертную записку, читатель мой благосклонный?

Это всего лишь "Отелло", подумал Джон Сам, которому срочно надо было отлить.