Ирина Каспэ Густаво Торренте Бальестер. Дон Хуан: Роман / Пер. с исп. Н.Богомоловой - М.: Иностранка - Б.С.Г.-Пресс, 2001, 474 с.
Даже если вам не до детских восторгов шестидесятников, которые затеяли в кладовых большой литературы праздник непослушания, роман Бальестера вряд ли вызовет раздражение.
Да, действительно, известный испанский писатель вполне в духе времени радостно вгрызается в отшлифованный веками сюжет. С увлечением перетасовывает героев, весело путаясь в именах, родственных связях и социальных статусах. Бойко перепрыгивает через барьеры между литературой, театром и повседневностью. Виртуозно жонглирует мифологемами и парадигмами. Выворачивает наизнанку цитаты из Евангелия и Сартра. Вытаскивает карты из рукава и не тормозит на поворотах.
Между тем "Дон Хуан" не выглядит собранием давно разгаданных интеллектуальных кроссвордов.
То ли потому, что Бальестеру не приходит в голову выдавать игру за серьезное, экзистенциально значимое занятие. То ли оттого, что каждый трюк, каждый гэг подчинен едва ли не единственной цели - выбраться из литературного лабиринта и утвердить собственное право писать об этом персонаже: улыбчивом негодяе, обманщике с пустым взглядом.
То есть - не мудрствуя лукаво - назвать роман запросто: "Дон Хуан".
"Присутствие беса лишает эту историю оригинальности, делает слишком похожей на историю Фауста. Один мой старый друг, тонкий литературовед, говорил, что нынешние писатели если и выдумывают в очередной раз Дон Жуана, то делают из него либо нового Фауста, либо нового Гамлета".
Ограниченность выбора - навязчивый кошмар бальестеровской книги. Все, к чему прикасается Дон Хуан, оказывается уникальным, неподражаемым - в лучших романтических традициях. Все, что соприкасается с Дон Хуаном, становится карикатурно-банальным - как в классицистической комедии.
Будь ты писателем, литературоведом или брошенной девушкой - у тебя практически нет шансов привлечь Его внимание. Твои реакции предсказуемы, вариации несущественны - простить, убить, умереть, уйти в монастырь. Все летит под откос, стоит лишь соблазнителю исчезнуть со сцены - а он исчезает, едва успев произнести несколько реплик. Бальестеровский Дон Хуан разыгрывает свой спектакль на полпути между раем, адом и фамильным склепом:
" - Мне все едино: куда бы ни вела эта дорога, я непременно повстречаю на ней женщин.
- Никак вошли во вкус?
- Нет, все сложнее. Я избрал их орудием в моем споре со Всевышним".
Все женщины красивы. Все совокупления одинаковы. Все силы уходят на то, чтобы выпутаться из кальвинистских логических парадоксов, так или иначе замешенных на вере в предопределение. Эта головоломка - и есть обнаруженная Бельестером золотая жила, вечный двигатель сюжета. Пока вечный Дон Хуан, погружаясь в персональный ад для одного актера, с разных сторон подбирается к проблемам избранности и свободы воли, женщины безошибочно распознают в нем судьбу.
Которую всегда так сложно отделить от литературных историй.
Которая обычно так легко превращается в собственную пародию.
И которая не сбудется, судя по всему, никогда.
"Впервые за два долгих месяца он снял темные очки, и я разглядела его глаза - насмешливые, холодные, но только вот смеялись они вовсе не надо мной, смотрели вовсе не на меня, а на то, что находилось где-то сзади, бесконечно далеко. И я тотчас поняла - не знаю, по какой-то искре во взгляде или выражению лица, - что была для него пустым местом, даже не объектом насмешки. Я укрылась за роялем. Тогда он, не переставая играть, не глядя на меня, произнес: "Там, прямо у тебя под рукой, пистолет".
