Гамлет в норвежском изводе

НОРВЕГИЯ - страна холодная и сдержанная.

Если итальянскую вспыльчивость и динамичность можно объяснить близостью к южному солнцу, то норвежскую простоту и наивность - доходящим до Норвегии теплым Гольфстримом.

Писать незамысловато и весело решает Эрленд Лу, норвежский писатель и критик. Наверное, он имеет такое право - не особо рассуждать о ценностях жизни и бренности земного существования, хотя за свою короткую жизнь (32 года) многое успел повидать. В том числе - психиатрическую клинику (правда, не в качестве пациента), современных тинейджеров (учителем в школе), лицо и спину двух муз - театра и кино.

Итак, 25-летний норвежский парень со своими тараканами в голове задумывается о смысле жизни и впадает в депрессию по поводу себя и мира, потерянной связи вещей и утекающего времени. То есть, "по большому счету, я понятия не имею, зачем все существует". Герой рассудителен и трезв. (Почему-то вспоминается хозяйственный кот Матроскин в сочетании с простодушным крокодилом Геной.) Задержка нравственного взросления, кризис переходного возраста.

"Моя жизнь, жизнь других людей, жизнь животных и растений - все, что ни есть в мире, все распалось на бессвязные кусочки".

Вариации на классическую тему "распалась связь времен" в норвежском исполнении. Видно, что парень дисциплинированный и из рамок, предписанных обществом, не выходит. Разборки с собой не претендуют на уровень вселенских обобщений. Ему и в голову не приходит предъявлять претензии благополучному окружению, если надо разобраться в своей душе. Герой производит впечатление комплексующего подростка, пытающегося увязать свое существование со всем, что существует на свете, не вдаваясь в великие философские дебри. Весь бунт против самого себя выливается в бросание мяча о стену и стучание молотком по доске. Это здоровая рассудительность, бунт с человеческим лицом, который не затрагивает никого и не мешает никому, кроме персонажа. Это вам не "русский бунт, бессмысленный и беспощадный", когда убивают старушку или кончают жизнь самоубийством. Хотя это тоже противостояние с миром больших величин - с Вечностью и Вселенной. "Мы провели в ванной довольно много времени. Вакуум, фотоны и я. Это были захватывающие минуты".

Бытие находится под лупой пристального рассматривания, фиксируется каждый шаг, все события происходят в настоящем времени, у нас на глазах - почти кинематографически. Занятия персонажа просты и обыденны - то он создает вакуум в банке из-под черничного варенья, то составляет с помощью компьютера в Публичной библиотеке Нью-Йорка список фамилий, в которых есть неприличные норвежские слова (23 страницы; жаль, что оценить это могут только знающие норвежский язык). Лексика намеренно усредненная, даже обедненная, нарочито без оттенков. "Но, с другой стороны, я ведь не собираюсь изображать из себя умника, которому все будто бы нипочем. Это лучший способ сесть в лужу". Телеграфный стиль коротких, по возможности, простых предложений, создает иллюзию, что где-то установлен ограничитель пространства.

"Я начинаю сомневаться, что у меня хватило бы фантазии для вечной жизни".

Страх выпасть из поля зрения жизни, стать неучтенным элементом природы, попытки освоить включенность в жизненное пространство заставляют персонажа все время составлять различные списки ("Список того, что вызывало у меня душевный подъем, когда я был маленьким", "Список вещей, о которых я что-то знаю", "Список зверей, которых видел"). В их составление начинают играть друзья и знакомые героя, это дело оказывается довольно заразительным, возможно, читатель тоже включится в него.

"Стена", "Мяч", "Дерево", "Время", "Велосипед", "Наставник", "Жизнь" - еще один список героя под условным названием "Моя жизнь" не что иное, как оглавление книги. Важна включенность в нечто - желание не только не стать изгоем, а понять, какое место тебе отведено. Причем не самому добиться вхождения в некое пространство, а попытаться подглядеть, что за список уготован тебе, независимо от твоих стараний, лишь как определенному биологически активному элементу.

"Пора что-то делать. Не обязательно что-нибудь особенное, а просто хоть что-то".

Неопределенность пугает, непосредственность притягивает - такова дружба с пятилетним мальчиком Берре, где наивность - одна из форм мудрости. При всем этом нет пошлости - незамутненность детского восприятия проста и душевна и доверчиво восхитительна в своей незамысловатости и свежести. В любом случае это лучше нарочитой заумности или снисходительного сюсюканья с читателями и читательницами. Потеря ориентации, возможно, связана с той ответственностью, которую человек сам на себя возложил. А когда зависимость снимается, человек освобождается.

"От меня так мало зависит. И это вызывает чувство освобождения".

Выбраться из душевного неравновесия помогает персонажу чтение книги о теории относительности. Поэтому к совету Пушкина - "откупори шампанского бутылку" можно теперь добавлять - и перечти Эйнштейна.

Все закончится хорошо. Любовь родителей, помощь брата, встреча с девушкой. Прочитав книгу о времени и поняв, что время космическое и время человеческое - времена разные, персонаж успокаивается и чувствует, что может продолжать жить дальше.

"И вот я сижу на балконе, наблюдая рассвет, и думаю, что я неплохой парень и ну ее, Вселенную, и время, и все такое прочее!"

Кризис удачно миновал, и остается убеждение - жить надо просто, наивно, супер. Все обошлось без кровопролития. Вот почему в Норвегии никогда не будет революции.