Беги, Настя, беги

Анастасия Гостева - известный российский прозаик: что называется, "из молодых". Более того - у нее репутация автора "молодежного" и "авангардного". Тексты этому вполне соответствуют - ритм прозы в стиле "беги-Лола-беги", стиль взвинченный, ну и аура "модности": резкие столкновения лейтмотивов, голосов, образных рядов и т.д. в духе клипа.

Все это дает основание считать прозу Гостевой из разряда клубно-богемно-путешествующей субкультуры, по части которой работал журнал "Птюч" - в нем, кстати, публиковался отрывок одной из повестей, вошедших в эту ее первую книгу.

В действительности все это не так. Синкопирующий пульс текста, его "мультиинструментальность" весьма разработаны, например, в послевоенной прозе США-Франции и отчасти усвоены и в русской; стилистика Гостевой иногда напоминает тексты 70-х "штатника" Василия Аксенова в силу частичной общности традиции.

В книгу вошли два текста - "Дочь самурая" и "Travel Агнец", написанные в 1996-1997 годах и опубликованные соответственно в "Знамени" и "Дружбе народов". Новый роман "Притон просветленных" (отрывок из него публиковался в "EL-НГ") готовится к выходу в издательстве "Вагриус".

Оба текста, обозначенные как повести, могут быть названы также и поэмами в прозе. "Дочь самурая" - почти бессюжетная, ну, скажем так, "про любовь"; "Travel Агнец" - о путешествии в Индию. "Автор данного текста вымышлен, любые совпадения с реальным человеком случайны", - страхуется автор; но ведь случайные совпадения, говорят, суть самые осмысленные.

Из-за "молодежной" эстетики в текстах Гостевой трудно прочитать более глубинные слои. Из-за этого литературная ситуация Гостевой выглядит рискованной и странной. Автор опознается критиками как "голос современной молодежи", в то время как она равноправный писатель из нескольких, вполне разных, создающих прозу поколения 90-х. Других не видят или видят плохо. Но если избавить Гостеву от мнимой необходимости говорить за других, выясняется, что она говорит за себя и говорит другое.

"У меня такое ощущение, что я - предел на бесконечности дискретной последовательности сущностей, обитающих в моем теле. - ┘Ну вот, она опять за свое. Молодые женщины так не говорят!.. - Ты в храм ходи почаще, не будет таких ощущений. - <┘> - Слушай, у тебя такая аура, я такое вижу в первый раз. Сколько тебе лет? Не может быть. <┘> Тебе надо медитировать, я готов помочь, вот телефон. Что? Хамка. И карма у тебя хреновая".

Многое из того, что Гостева упоминает, проверено на себе (в то время как "модная" культура предусматривает тиражирование тем и переживаний). Если она пишет о различии и похожести духовного опыта христианства и буддизма - то это потому, что для нее и то и другое является реальным, присутствующим в жизни вызовом. Героиня Гостевой - христианка, которая страдает от раздвоенности между замкнутым опытом христианства и свинговым ритмом современного мира. Прорыв сквозь это внутреннее противоречие оказывается реальным и личным движением. Движением души, а поэтому и текста: этот прорыв - одна из составляющих сюжета.

Собственно, это и есть одна из главных тем Гостевой - та самая раздвоенность: между христианской традицией и пестрым миром, между Индией и московскими проблемами, между своей жизнью и семьей. В тексте "Дочь самурая" проблема нешуточная и глубокая: как становление человека в любви сопровождается отстаиванием своей независимости - и от "правил игры" семьи и рода, и даже от другого любимого человека.

И Индия в "Travel Агнец" - место обретения самостоятельности. Другое дело, что самостоятельность эта рождается в бурлящей и мельтешащей толпе молодых туристов, старых американских хиппи, поселившихся в Индии в 60-х годах - где им до сих пор хорошо. Рождается она и среди социальных "правил игры", которые показаны у Гостевой часто с излишней серьезностью - важнее все-таки глубинные свойства уникальных отношений. Человеческие события, которые показывают подлинное - и не самое главное, - место всех этих старых и новых правил.