Розенкранц и Гильденстерн живы

Джон Апдайк. Гертруда и Клавдий: Роман. Перевод с английского И. Гурова. - М.: АСТ, 2001, 252 с.

Джон Апдайк написал роман, в котором рассказанная история предшествует событиям, с которых начинается величайшая пьеса всех времен и народов. Сюжетная коллизия, таким образом, изначально лишается катарсиса: ведь в предисловии, в предуведомлении он просто невозможен. Основные действия протагонистов сюжета только последуют после финального аккорда текста. Негероическое выходит творение: трагедия-то сегодня в искусстве вряд ли возможна!

Джон Апдайк написал очередную семейную сагу в трех частях, каждая из которых начинается с одной и той же фразы: "Король был раздражен", и каждый раз ее говорит новый монарх. Таким образом, соблюдаются сюжетная преемственность и классицистическое единство действия.

Джон Апдайк много экспериментировал со смешением современности и мифа, проводил параллели между реальностью и вымыслом в "Кентавре", выдувал собственную космогонию в "Иствикских ведьмах". Теперь он целиком и полностью погрузился в условное пространство одной из самых известных литературных легенд. Но современность прет из нее чертополохом, круг замкнулся.

Джон Апдайк предпосылает основному тексту романа небольшое предуведомление о первоисточниках. Это "История датчан" Саксона Грамматика, "Трагические истории" Франсуа Бельфоре. Намекает, значит, на то, что Шекспир был не первым автором, использовавшим бродячий сюжет. И, разумеется, не последним.

Джон Апдайк заканчивает свой роман коротким послесловием, в котором делится некоторыми подробностями собственных изысканий: де, погружение вглубь классического текста мирволит всевозможным неожиданным открытиям. Особенно Апдайку нравится фраза Г. Уилсона Найта, из переживания которой, по всей видимости, и вырос замысел нового романа: "Если не считать сокрытия убийства, Клавдий кажется хорошим королем, Гертруда - благородная королева, Офелия - клад нежной прелести, Полоний - занудный, но вовсе не плохой советник, Лаэрт - типичный юноша. Гамлет их всех обрекает на смерть".

Подобная трактовка в англоязычной традиции - не новость. Вспомним, что большая статья Томаса Стернза Элиота так и называлась "Гамлет и его проблемы". Почти психоаналитический подход.

Из нового - нелюбовь Гертруды к собственному сыну. Именно она, по Апдайку, подспудно готовила будущее преступление: убийство сына. Делая его неизбежным. Изменяя мужу, подговаривая Офелию к отношениям с сыном - не потому что та примерная невестка или законы власти, престолонаследия требуют, просто королеве очень хотелось иметь дочь. И т.д.

Впрочем, к убийству своего первого мужа она, слава богу, оказывается непричастной. Апдайк, понимая, что интерпретацией своей творит некоторое насилие, играет именами персонажей, меняя их от части к части. Только в финальном куске они звучат аутентично: скоро-скоро откроется занавес и появится призрак отравленного короля.

Стиль Апдайка, как всегда, великолепен. Мало кому удается это смешение мелких бытовых подробностей и огромной реальности, во весь рост встающей где-то позади контуров персонажей. Диалоги, опять же; поступки персонажей, людей, действительно, заурядных. Обычных. Понятных нам.

На уровне тел (физиологии, позвоночника) все люди одинаковы. Интрижка между королевой и братом короля срежиссирована так, что напоминает обыкновенный адюльтер в придорожном отеле. Осенняя листва заставляет вспомнить мелодраму "Крамер против Крамера" - и дюжину иных нью-йоркских фильмов.

Писатель, и в самом деле, поступает как режиссер, задумавший поставить "Гамлета". Именно поэтому ему приходится продумать все причинно-следственные связи пьесы, после чего и возникают неожиданные выводы, на основании которых строится фундамент очередной трактовки.

Сочиняя "приквел", Джон Апдайк исходит из того, что нам ничего не известно о детстве и юности Гамлета. Евангелие от Шекспира крайне скупо на детали и события из предшествующей действию жизни. Пьеса эта тем как раз и хороша, что у нее нет прошлого и не может быть никакого будущего.

Ведь дальше - тишина.

В этом смысле фигура Гамлета очень напоминает другую канонизированную культурой фигуру, романтического персонажа, требовавшего изгнать торгующих из храма, обращавшего воду в вино и умевшего ходить по воде. Жизнь Спасителя постоянно трактуют, исследуют, экранизируют и домысливают в великом множестве версий.

В обратной перспективе все всегда кажется закономерным и логичным. Может быть, Гамлет, весьма мелкий на фоне Иисуса, но отчего-то ставший центральным образом цивилизации индивидуалистов, просто пришел на смену героям эпохи чудес и мистической "бури и натиска"?

Теперь, значит, настает очередной этап дегероизации. На смену мыслящего пугливыми шагами философа приходят его родители. Природа на них отдохнула, а Гамлет, в финале, искупил все их меленькие грехи.

Впрочем, это только еще одна версия. На которую наталкивает чтение нового (копирайт указывает на весьма символичный 2000 год) романа Джона Апдайка. Настоящему писателю свойственно быть мизантропом, не верить в блестящее будущее человечества и совершенствование человеческой природы.

Впрочем, короли могут позволить себе выказывать недовольство. И даже быть, время от времени, весьма и весьма раздраженными.

Челябинск