Джон Фаулз. Дэниел Мартин: Роман в двух книгах. Перевод И. Бессмертной. - М.: Махаон, 2001, 608 с., 560 с.
МЫ ПРОСТО обречены сравнивать "Мартина" (1977) с "Волхвом" (1966), точно претендующим эксклюзивно представлять творчество великого англичанина.
Несмотря на то что между двумя этими монументальными творениями существует значительная разница. Перевод "Волхва" возник в свое время как событие, "Мартин" же приходит к нам в череде прочих современных психологических английских романов. Да и придуманы они совершенно по-разному. И те, кто ждут в этом романе некоей сюжетной метафоры, увлекательного, как в "Коллекционере" (1963), композиционного кунштюка, будут разочарованы. "Дэниел Мартин" построен иначе и рассказывает совершенно о другом.
Впрочем, о чем он, рассказать трудно. Понятно, что о жизни и смерти, творчестве и любви, видимости и кажимости, любимых темах Фаулза. Хотя такое описание будет слишком общо. Сказать, что о творческом кризисе голливудского сценариста и о романе, который он должен написать, но так и не напишет, - несколько слукавить: вопросы творчества задеты в этой книге лишь по касательной. "Дэниел Мартин" не аналог "Восьми с половиной" Феллини, не книга о книге.
Может быть, роман этот - о кризисе имперского сознания? Персонажи его постоянно рассуждают и спорят о том, что же на самом деле быть англичанином? Что такое англичанин в череде других наций и народностей - американцев, французов, немцев, арабов, закомплексованных восточноевропейцев. Все это вавилонское смешение, выведенное во втором томе, призвано зафиксировать разницу между главными персонажами и всем прочим обитаемым миром.
В первом томе Англии противостоит Америка, Калифорния, где Дэниел Мартин работает сценаристом; во втором - Египет, куда главный герой путешествует в поисках вдохновения. В обоих случаях Англия сравнивается с великими империями.
Особенно это важно, если вспомнить, что действующим местом "Волхва" оказывается Греция, еще одно знаковое для европейской истории место. Оставив в стороне нелюбезный Новый Свет, Фаулз исследует истоки нынешнего состояния дел. Греция и Египет, "Волхв" и "Мартин" - станции пересадок на пути познания. "Надо было преодолеть приступ обычной для обитателей ХХ века болезни - инакости иного. Иным было все: собственные недостатки и промахи, ситуации, в которых оказался, слепота, слабость и гнев, да и скука┘" И решающим, в этом смысле, моментом для Фаулза является отношение той или иной цивилизации к искусству, которое есть воля к жизни.
Предпочтение отдается Египту. Потому что "в древних культурах, таких как египетская или минойская, не было искусства. Осознания искусства для них не существовало┘" И влияние художественного творчества "росло по мере того, как убывала вера в жизнь после смерти, и люди все больше обращались к искусству, ища в нем убежища┘"
Не случайно именно в Египте Дэниел Мартин разрешает мучившие его вопросы, выбирает "правильную" женщину и отказывается от написания романа - потому что реальная жизнь все равно дороже и интересней.
Впрочем, профессию главного героя Фаулз выбрал не случайно. Ибо писатель обязан много думать на разные, необязательные темы и время от времени выкидывать экзистенциально окрашенные коленца. Жесты. Впрочем, на подобную красоту горазды практически все персонажи из жизни Мартина. Здесь много говорят, цитируют, дискутируют. Великие имена сыплются как из рога изобилия, но большей частью мимо: ибо диалоги в книге выглядят наивно, подчас почти пародийно.
И дело не в том, что те или иные темы устаревают быстрее написанных о них книг. Просто именно споры и внутренние монологи в "Дэниеле Мартине" (а не события, как в "Волхве", или структура в "Коллекционере") являются главным прибежищем метафизики. А она, как известно, чурается прямоговорения, выцветая от называния точно морской камушек, вытащенный из воды. И мгновенно превращаясь едва ли не в собственную противоположность.
Кризис писателя, проживающего в кризисное для страны время, делает роман Фаулза тематически похожим на творение Владимира Маканина "Андерграунд, или Герой нашего времени". Только в русской версии творческая, с позволенья сказать, единица идет на чудовищные убийства, а в английской - сублимирует неудачу в отношения с женщинами. Разница эта, между прочим, и есть частичный ответ на волнующий Фаулза вопрос об особенностях островного сознания J. Правда, только в части, затрагивающей восточноевропейский менталитет.
Ну да, размеренное, неторопливое чтение. Современный роман приучил нас к функциональности всех своих составляющих. Нынешний автор слова не может сказать в простоте, все детали, все ружья в таком тексте просто обязаны выстрелить если не по ходу дела, то хотя бы в финале. Фаулз в двухтомной эпопее совершенно не заботится о времени читателя, транжирит его как может, множит персонажи и события без какого бы то ни было плана.
Между тем читательская оптика, натренированная на поиски сокрытых символов и смыслов, делает это за него автоматически. Тропки сюжета расходятся кругами и обрываются, зависают в темноте, точно это еще не роман, но черновик, груда набросков, требующих проработки и завершения.
Здесь важен не темп, но объем, не события, среди которых мало обязательных и незаменимых, но сама возможность процесса погружения. Умозрительного бегства в Египет.
Челябинск