Борис Божнев. Элегия Эллическая: Избранные стихотворения. - Томск: Водолей, 2000, 192 с.
РУССКИЙ поэт и парижский эмигрант Борис Божнев обожал мистификации. Мог исчезнуть на несколько лет из Франции и не оставить координат. Мог вручную издать свою книгу на старой нотной бумаге и, разослав по друзьям, забыть о ней навсегда. Историки литературы русского зарубежья до сих пор толком не знают, кем же на самом деле был Борис Божнев. Возможно, самое полное на сегодняшний день собрание его стихотворных текстов поможет в нем разобраться.
Наследник традиций классической поэзии (идущей от Анненского), Божнев сочетал в своих стихах "прозрачную ясность" и "грязную порнографию" - как выражался "традиционалист" Евгений Зноско-Боровский.
О русский Свифт... Я слабый
Гулливер...
Меж лилипутов - в суете и гаме
Ползет трамвай и зеленеет
сквер...
И я боюсь в толпу ступить
ногами...
Но где мой друг и где моя постель
-
Во мне огромны нежность и
усталость...
И я шагнул... чрез Сену... сквозь
метель
Страна гигантов - ты Россией
стала.
Стихи Божнева поражают еще и своей музыкальностью - недаром в годы российской юности он дружил с Прокофьевым и будущим "философом музыки" Борисом Шлецером. Более того - Божнев считал себя настоящим художником, и в Марселе даже одно время существовал музей деревянных скульптур, созданных им. Дружил с Жаном Кокто и Рене Клером. Был эротоманом - коллекционировал открытки, которые своей фривольностью поражали даже видавших виды французов.
Стихотворения Божнева более чем отличались от традиционной "ностальгической" поэзии зарубежья - он ничего не писал об улицах детства, больших деревьях в родном поместье и малиновом звоне русских колоколов. Но он как никто другой (разве что Ходасевич) мог передать одиночество и пустоту эмигрантской жизни.
Борис Божнев умер в 1969 году. Многие, знавшие его когда-то, но потерявшие из виду, были давно уверены в том, что он ушел из жизни лет за пятнадцать до этого.
Даже в этом ему удалось всех обвести вокруг пальца.
Какая мертвенная тишь...
Дом опустел и сад запущен,
И еле слышно ты грустишь,
Струею траурной опущен...
Счастлив тот невозвратный век,
Я повторяю неустанно, -
Счастлив, счастлив тот человек,
Кого оплакали фонтаны.