Урал - страшное дело
Серия "Новый русский век": Cергей Гандлевский. Порядок слов. - Екатеринбург: У-Фактория, 2000, 432 с. Олег Ермаков. Запах пыли. - Екатеринбург: У-Фактория, 2000, 672 с. Александр Иванченко. Голос безмолвия. - Екатеринбург: У-Фактория, 2000, 624 с.
НОВАЯ книжная серия, выходящая на Урале (составитель Л.Быков), оформлена по-столичному стильно: то есть похожа на всех сразу.
Издательство уверяет, что серия будет и в дальнейшем представлять актуальную русскую литературу. Проблема, однако, в том, что все три представленных автора находятся в сложной литературной ситуации. Каждый из них был модным писателем в первой половине 90-х годов, после чего каждый вышел из зоны внимания критики - по разным причинам.
В книге Гандлевского представлены почти все его стихи - с начала 70-х гг. до 1999 г., эссе из цикла "Поэтическая кухня", недавняя пьеса "Чтение" и повесть 1994 года "Трепанация черепа", за которую Гандлевский получил Малого Букера. Повесть автобиографическая, поэтому с ней все понятно: не устареет.
Что, впрочем, относится и к известным текстам двух других авторов.
Олег Ермаков когда-то публиковал рассказы о войне в Афганистане, а в 1992 г. был напечатан роман "Знак зверя" - может быть, самый значительный литературный текст, когда-либо написанный о той войне. Из киношных аналогий тут непременно вспоминается Коппола и его "Апокалипсис сегодня". Но Ермаков, учитывая уроки фильма, сделал все по-своему. По инерции от Ермакова и дальше ждали "про Афган", а для него этот опыт, судя по "Знаку┘", очень мучителен. Повесть Ермакова "Вариации", помещенная в книге, - к счастью, не про войну, однако в ней есть знаки внутреннего кризиса автора: она неровная. Чередуются разные литературные традиции, в том числе и стилистически "советские", но стремление Ермакова к поиску по-прежнему вызывает интерес к его дальнейшей работе.
Самая странная литературная судьба из авторов серии - у Александра Иванченко. В 90-х гг. он переехал из Екатеринбурга в Москву. До этого - шесть больших текстов. В книге помещены и ранняя повесть "Техника безопасности I" (1979 г.), немного риторичная, но не "советская" по письму, и глубокий, страшный роман "Монограмма", опубликованный в 1992 г. Вообще составитель серии явно испытывает - по-моему, специфически уральское - тяготение к мрачным текстам. Сам же Иванченко в новое время ввязался в деятельность одного из Союзов писателей, объявлял по какому-то поводу голодовку протеста, а в прошлом году опубликовал на литературном сайте Вячеслава Курицына памфлет "Купание красного коня", где обличал известных советских и антисоветских писателей. В книге "У-Фактории" памфлет наконец опубликован на бумаге.
Вот такой получается новый русский век под уральским взглядом - страшная вещь!
Петербург - вещь эзотерическая
Серия "Наша марка": Виктор Лапицкий. Борхес умер. - СПб., "Амфора", 2000, 218 с. Павел Крусанов. Бессмертник. - СПб.: Амфора, 2000, 318 с. Андрей Левкин. Цыганский роман. - СПб.: Амфора, 2000, 384 с.
СОСТАВИТЕЛЬ этой серии - Павел Крусанов - автор, ранее известный в узких кругах Петербурга, но внезапно и широко прославившийся стилизованно-кичевым триллером "Укус ангела". Оформление серии сначала кажется странным, потом вспоминаешь: ах да, оно же воспроизводит оформление "двухцветной" серии издательства "Вагриус"! "Двухцветная" серия "Вагриуса" - это современный мэйнстрим российской прозы с отклонениями в одну (Юрий Мамлеев) - или другую (Асар Эппель) - сторону. Стало быть, "Наша марка" - это "наш ответ "Вагриусу", альтернативный мэйнстрим, правильная российская проза в представлении Крусанова.
"Наша марка" - проза исключительно петербургская: два автора живут в Питере до сих пор, а рижанин в прошлом - Левкин - когда-то в Питере сформировался и, хотя живет в Москве, в Питере прочитан и понят гораздо раньше. "Наша марка" - проза авангардная; во всяком случае, много более авангардная, чем в "У-Фактории".
Виктор Лапицкий до сих пор был известен не как прозаик, - хотя прозу пишет давно, - а как переводчик новой французской философии и литературы, от Мориса Бланшо до Жака Деррида. Проза его, однако, имеет совсем другие корни. Впрочем, это и не Борхес - такая "высокая" традиция для Лапицкого становится скорее исходным материалом, о чем свидетельствует и название. В книге избранной прозы 1981-1994 гг. три стилистических полюса: первый - взрывная лирическая проза, захлебывающаяся, перебивающая себя (рассказ "Натюрморт"); второй - концептуалистское отстранение интонаций и идей высоколобой литературы, временами напоминающее "Колыбель для кошки" Курта Воннегута; третий - герметическое многослойное письмо. Элементы концептуалистской игры есть и в оформлении книги: после названия "Из цикла "Ex nihili" ("Из ничего") идет несколько пустых страниц.
Андрей Левкин тоже больше известен не в своем основном качестве: в конце 80-х гг. он возглавлял "Родник", а теперь вот - признанный в Интернете политический журналист. Однако в книге на месте политической журналистики обнаруживается дивная поэма в прозе "Тут, где плющит и колбасит" - о жизни в период последних президентских выборов. Вообще Левкин создал в русской прозе новую стилистику, отчасти с учетом новейшей западной прозы, отчасти - Серебряного века, Андрея Белого и т.п. Это стилистика сложной ассоциативной прозы, часто без очевидного сюжета, но с разветвленной сетью лейтмотивов. "Цыганский роман" - книга новых текстов, написанных большей частью уже в Москве, - о жизни людей, неприкрепленных к месту - тех, кто живет от одного места до другого.
Несмотря на то что на обложке книги Крусанов представлен как "автор "Укуса ангела" (рынок требует-с), рассказы у Крусанова сложнее и тоньше, чем триллер про русский конец света. Есть в них, правда, та же демонстративная и сновидческая легкость и многозначительность, тот же мистический жаргон, что и в "Укусе...", те же сквозные темы. Кроме рассказов и повести "Дневник собаки Павлова", в книге опубликованы фрагменты новейшей прозы, ушибленной, как и "Укус", Милорадом Павичем.
Разве что не так сильно - но ведь это ж добрый знак!
Г.Ш.
Имажинисты - веселое дело!
Вадим Шершеневич. Стихотворения и поэмы. - СПб.: Гуманитарное агентство "Академический проект", 2000, 368 с.
"Какое мне дело, что кровохаркающий поршень / Истории сегодня качнулся под божьей рукой, / Если опять грустью изморщен / Твой голос, слабый такой?!" Похоже на Маяковского, но это Вадим Шершеневич (1893-1942). Это не масштабный и отчаянный эпос - это грустная, изломанная, нервная лирика - даже в поэмах, - иногда с легким привкусом опереточной атмосферы. Шершеневич испытал много влияний, но и сам оказал влияние на поэзию, современную ему. Много экспериментировал, строил новые образы, называл стихотворения в честь формализованной задачи: "Принцип звука минус образ", "Принцип краткого политематизма" и т.п. С Маяковским сначала общался, потом регулярно скандалил. С Есениным дружил: участвовали вместе в движении имажинистов. В последние годы писал либретто к опереттам. Умер своей смертью в эвакуации. Как поэт к тому времени был почти забыт. Потом справедливость была восстановлена - Шершеневича вспомнили, а теперь вот издали академически тщательно, под редакцией известного филолога Александра Кобринского. И - главное: книгой Шершеневича возобновляется малая серия "Библиотеки поэта" под маркой "Новая библиотека поэта", издаваемой теперь петербургским "Академическим проектом".
Илья КУКУЛИН