Жизнь, подстриженная под ноль

ДЛЯ НАЧАЛА Лев Дановский развил в себе сильное чувство меры, и оно - поводырь его интонации. Дановский - виртуоз естественности. А поскольку для него естественна тонкость восприятия, его стих и предельно прост, и затейлив в оттенках:

Все чего-то боюсь: потерять ключи,
Уходя, включенной оставить плиту,
Хлопочи, мой хозяйственный, хлопочи,
Рассыпай по комнатам суету.
Чтобы только себя отвлечь от той,
Настоящей опасности, укрупняй
Эти мелочи, начинай запой
Озабоченности, заходи за край.
Я-то знаю, во что превращает быт
Человека, какой ввечеру корой
Покрывается он, это новый вид,
Петрушевская, это твой герой.

Абсолютно свою, "дановскую", интонацию создают свежие ходы, в них есть даже легкий шик непринужденности.

Его самоироничный стих не боится и расчувствоваться - во все том же стремлении к совпадению чувства и слова. Эта вечная забота поэта о точности языка "вытесняется" в показательную сновидческую метафору: "И странная стрелка на круглых вокзальных часах / Дрожала, как это бывает на точных весах". Собственно, это вечная забота поэта: точно сказать о своем времени - так мы расшифруем этот сон, не по Фрейду, а скорее по Ходасевичу, ближайшему родственнику Льва Дановского в словесности.

Экономные средства оправданы целью себя не "отвлечь от той, настоящей опасности", посмотреть ей в лицо и сказать правду. Подобно тому, как это удается одному из самых любимых его персонажей: "Снег сухой летит в лицо, / Почему он так правдив?" (Дождь у него числится вслед за снегом - по количеству стихов, где он идет.)

А что за опасность? Пожалуй, не столько неминуемая смерть (по прикованности взгляда к небытию Дановский отстает от современных метафизиков), сколько то, что является, по мнению философов, приготовлением к оной: "Жизнь, подстриженная "под ноль", / Дефективный ее рельеф". Увидев ее в таком виде, непонятно, как с ней жить, то есть "готовиться к смерти". Все равно не развестись. Выход:

Надо войти в судьбу,
Как входит в рощу лесник.
А складка забот на лбу,
Уродующая твой лик -
Есть комментарий к строке,
Той, что "в поте лица".
Кем придумана, кем
Нежная жизни пыльца?

Постоянный припев у Дановского, идущего на поводу у "центро-нежной силы", обнаруженной им самолично если не в мироздании, то в поэзии, и настигающей его на рельефах памяти о детстве, любви и дружбе.

Дановский - термометр, измеряющий лихорадку, которая есть жизнь современного городского человека, даже если это тихая, одинокая жизнь. Слово его в перманентном легком ознобе. Современный город - тонущий корабль, а поэт из тех, кто последним его покидает. "В черных оспинках, лунках - люблю". Кого? Оказывается, асфальт. В городе Дановского нет природы, кроме как на небе, до которого город еще не дотянулся. А из пейзажей на твердой земле особенно запоминается место, где начинается его "Пунктирная линия": "Как страшно гудит в трансформаторной будке железо!"

Теперь уже не так страшно. Теперь рядом есть голос Дановского.

Нью-Йорк