Андрей Левкин. Междуцарствие. - СПб.: Митин журнал, Borey Art-Center, 1999, 310 с.
ЭТА КНИГА для медленного чтения - иначе не подключиться к восприятию, постоянно меняющемуся и захватывающему все больший объем. Такой текст затягивает - а потом смыслы и ассоциации ветвятся, расширяются - и чтение приостанавливается само собой, причем закладку хочется поместить не между страницами, а между предложениями. Или между словами. Потому что все продолжает превращаться. Улитка - мотылек - рыба - человек - мотылек - снова улитка. "Ночь сходится сверху и снизу, цвет мотыльков не даст им разглядеть себя. Они сыреют, тяжелеют. Косо снижается, свистя тельцем по росе и валится набок в траву. Лежит. Дышит все спокойнее, вместо крыльев выдвигает из себя две пары рожек с лаковыми икринками впереди, ползет и превращается дальше".
Может быть, цель прозы Андрея Левкина - сформировать состояние сознания, которое он сам обозначает *, определяя его как "жизнь в постоянном внимании, вознаграждаемом разнообразными удовольствиями от своего присутствия на этом свете". * постоянно меняется, "не стоит надеяться, что * будет продолжать требовать одного и того же: гладить очередных кошек или, скажем, содержать в образцовости свой город". Удержаться в * сложно, неверных действий оно не прощает, выбрасывая из себя. Неужели * так жестоко? - Да, отвечает Левкин, но это единственная возможность жить подобающим образом.
А чтобы удержаться, нужно многое. Прожить, прочувствовать каждый свой шаг. Понять жизнь вещей вокруг, их ощущения. "Отодвигая, сдвигая рукой то, что справа от руки, руке мстится, что это марля, телу покажется, что у него чуть порезана рука, марля обнаружит ползущее по ней расплывчатое красное пятно, а зеркало - увидит всех наоборот". И это внимание - к равным, незначительных тут нет. "Любая распомойнейшая помойка сделана из серебра, как на негативе фотографии". Для установления личных отношений нет иного способа, кроме внимания и уважения чужого отдельного существования. "Можно наладить отношения с деревом и не только на предмет погрызть кору яблоньки зимой. К вам могут начать хорошо относиться, скажем, два часа ночи". И чем ближе вещи, чем острее их восприятие, понимание их свободы ("Что поделать, когда дню надо кончиться - не нас обидеть, а так, по его разумению, надобности") и непрочности - тем острее печаль постоянного прощания и ускользания из рук. "Падая, как красный цвет в оранжевый, видишь, что выцвела листва; сцепившись, пальцы вымирают; отвесно-медленно висящий паучок подергивается вверх-вниз, будто на резинке - слабой, растягивающейся, иссякающей, рвущейся, - летит и, падая вниз, видит все камушки на дне". Тем больше неуверенность, тем чаще встречи с несбывшимся или небывшим. "Слева от тела лежит все та же страна, справа от него то, чему не бывать".
Движения - как сквозь матовое стекло. Взгляд скользит. Мягкий, постоянно извиняющийся голос. Речь, порой состоящая из одних служебных частей. Любимый знак препинания у Левкина - двоеточие, распространяющее, уточняющее. И точка с запятой, остановка, оглядывание. Постоянно возвращаясь, оговариваясь - так медлят уходить из любимого места или от близкого человека. Нельзя застывать в определенной оболочке. "Пальцы знают слишком много умений, чтобы предпочесть из них одно, и, если есть выбор, предпочтут табачные пятна возле ногтей, букву "у" в слове "вечер". Боль тоже оказывается нужной, она расширяет восприятие. "Тело окончательно поймешь лишь когда сквозь него продели железный прут, вроде пробившей его пули или просто боли: может и не станет шаром Всея Земли, но забудет о том, что у тела есть границы".
В общем смещении участвует и язык. Связь слов перенесена на ассоциации, а не на синтаксис. Свободе предметов соответствует свобода естественной речи. "Телу хочется себя под воду"; "Он придет никогда или когда проводов там уже не будет" - но как еще иначе можно оказаться в месте, "где живут такие штуки, как Черная Маша, Голубая Миска, Круглая Киса, Красивое Семь, Выпуклый Овен, Заграница Девять, Центральный Аптечный Скандал, Большое Дыхание"?
Когда оптика сформирована - и "любой приличный человек обладает количеством себя, позволяющим ему быть дома всюду" - почему бы не посмотреть на историческое событие (например, 1 марта 1881 года), город Львов или город Лондон, лето в Петербурге или лето в Москве в определенности предмета или события, в его красках. Или - на свои странствия после возможной банальнейшей смерти от толпы в уличных беспорядках (без тревоги, как на необычное путешествие). Или просто на дни: "Четверг коричневого цвета, воскресенье - пустое с розовым маслом крема на губах гостей, среда что мышь, которая лижет уголь, пятница - желтая или больная, понедельник есть мнение на его счет". Скольжение продолжается - пока есть силы для легкости. "Следов не оставлять надо, чтобы никто не шел сзади, или чтобы никто не знал, куда ты ушел, или просто так. Предпочтем третий случай".