Пол Кругман
ФОТО TOMAS MUNITA/THE NEW YORK TIMES
Порт погрузки в Кальяо (Перу). Снимок 2013 года. Перу – одна
из 12 стран, участвующих в переговорах по Транстихоокеанскому партнерству.
Недавно я побывал в Вашингтоне и выступил перед Национальной ассоциацией бизнес-экономистов на тему Транстихоокеанского партнерства (ТТП). Слайды к моему выступлению можно найти здесь: bit.ly/1B7nVMQ.
Чтобы слишком не томить вас, скажу сразу, что я против. На мой взгляд, маловероятно, что этот проект окажется ужасным пактом, который приведет к уничтожению рабочих мест, как это утверждают некоторые прогрессисты, но он не выглядит как нечто полезное ни для мира, ни для США – и остается только гадать, почему администрация Обамы посчитала необходимым вкладывать какой бы то ни было политический капитал в продвижение этой сделки.
Я с радостью ознакомился с соображениями экс-министра финансов США Ларри Саммерса на эту же тему, опубликованными ранее в этом месяце в Financial Times. Читая его публицистическую статью (она доступна здесь: on.ft.com/1AT2TB), у вас может возникнуть вопрос: выступил ли Саммерс за сделку или против нее? Ответ, думаю, заключается в том, что он в основном поддерживает идеализированную версию ТТП, которой не существует, и выступает против того ТТП, который сейчас, кажется, лежит на столе. А это означает, что мы с ним занимаем схожие позиции.
Итак, по поводу соглашения. Первое, что следует знать: практически все преувеличивают значение торговой политики. В частности, я считаю, что это пример «глобального вздора»: говорить о международной торговле считается эффектной демонстрацией перспективного мышления, так что каждый хочет поставить ее во главу угла в своем выступлении.
Кроме того, налицо странная динамика, связанная с ролью международной торговли в истории экономики. Сравнительное преимущество стало ранним, классическим примером того, как экономическая аргументация способна привести к результатам, которые правильны, но не выражены на практике. Естественно, экономисты всегда хотели, чтобы эта интеллектуальная победа имела большое значение и в реальном мире. Это привело к возникновению необычной динамики – сравнительное преимущество гласит: «Ура свободной торговле!», – но также предполагает, что, как только торговля становится относительно открытой, преимущества от ее дальнейшей либерализации уже невелики. Но так как экономисты хотят продолжать кричать: «Ура свободной торговле!», – они ищут причины, по которым эти преимущества могли бы быть больше, даже если их итоговые заключения противоречат сравнительной модели, которая главным образом лежала в основе их аргументации в пользу свободной торговли.
Приведу один конкретный пример неверного употребления такого «ура-подхода» к свободной торговле. Это постоянные попытки назвать протекционизм причиной экономических спадов, а либерализацию торговли – путем к оздоровлению. Сколько раз вы видели график «паутины» Киндлбергера, показывающий снижение мировой торговли в первые годы Великой депрессии, а потом слышали, что он демонстрирует пагубные последствия протекционизма (смотрите слайд № 2 в моей презентации)? На самом деле ничего подобного он не демонстрирует.
Факт заключается в том, что сегодня торговля относительно свободна, а оценки ущерба от протекционизма, согласно стандартным моделям, говорят о том, что такой ущерб довольно мал. Просто в наши дни торговые ограничения не слишком сильно тормозят мировую экономику, так что выгоды от либерализации, должно быть, будут небольшими.
Что в этой связи можно сказать о ТТП? По-прежнему остаются значительные барьеры в сельском хозяйстве, но сторонники сделки главным образом делают акцент на услугах, связанных с более размытыми вопросами доступа. Так стоит ли ломать некоторые из этих барьеров? Я подсчитал, что «гиперглобализация» – расширение мировой торговли до беспрецедентных уровней с 1990 года – увеличила мировые доходы примерно на 5%. К этому привело сочетание целого ряда факторов: контейнеризации, крутой либерализации торговли, Интернета. Более успешная модель, – возможно, единый европейский акт, благодаря которому, по нынешним оценкам Европейской комиссии, реальные доходы выросли на 1,8%.
И пример Европы с ее компактной географией, своего рода общими институтами и культурой (а также транспарентностью), которые позволяют обеспечить более свободный доступ, определенно удачнее, чем разношерстная, разбросанная группа стран, включенных в ТТП. Я бы сказал так: нельзя утверждать, что ТТП способно увеличить доходы входящих в него стран более чем на какую-то долю процента.
Это тоже какая-никакая прибавка, но тогда о сногсшибательной сделке мирового масштаба говорить не приходится.
Так почему некоторые стороны так хотят заключения этого договора? Потому что, как и в случае со многими «торговыми» сделками последних лет, аспекты интеллектуальной собственности приобретают большее значение, чем торговые. Утечки документов позволяют предположить, что США пытаются гарантировать радикальное расширение защиты патентов и авторских прав. В основном это реверанс в сторону Голливуда и фармацевтических компаний, а не обычных экспортеров. Что же мы об этом думаем?
Что ж, нам никогда не стоит забывать, что защищать интеллектуальную собственность – значит создать монополию, позволять владельцам патентов или авторских прав взимать плату за что-то (использование знаний), что представляет собой нулевые предельные общественные издержки. В этом прямом смысле сделка способствует искажению условий, что делает мир немного беднее.
Конечно, это компенсируется в форме роста стимулов, подталкивающих к поиску новых знаний, благодаря чему мы главным образом и имеем патенты и авторские права. Но считаем ли мы, что создание неадекватных стимулов для производства новых лекарств или кинофильмов является сейчас серьезной проблемой?
Вы можете возразить, что всегда есть заинтересованность в том, чтобы усилить защиту интеллектуальной собственности, даже если это не является благом для всего мира, поскольку во многих случаях правообладателями выступают американские корпорации. Но являются ли они в разумном смысле по-настоящему американскими фирмами? Если крупная фармацевтическая компания станет требовать большую цену за лекарства в развивающихся странах, вернутся ли доходы обратно американским рабочим? Возможно, нет.
Это подводит меня к завершающему вопросу: зачем конкретно администрации Обамы вкладывать какой бы то ни было политический капитал в эту сделку?
КОММЕНТАРИИ ЧИТАТЕЛЕЙ С САЙТА NYTIMES.COM
Закулисные переговоры трудно преподносить обществу
Меня удивляет, что такую сделку обсуждают за спиной американского народа. Нам нужно выступить против этой дискриминации и настойчиво добиваться от президента ответа на вопрос, почему он поддерживает эту сделку.
– S., Пенсильвания
Г-н Кругман, вы спрашиваете: «Зачем конкретно администрации Обамы вкладывать какой бы то ни было политический капитал в эту сделку?» Может быть, причина в том, что президент Обама – которым я восхищаюсь по многим причинам – не является экономистом и очень слабо разбирается в этой теме?
– Jack Archer, Калифорния
Крупнейшие корпорации мира тайно собрались, чтобы обсудить договор, который позволит им обходить законы любой страны. Увидит ли кто-нибудь проект этой сделки до того, как ее одобрят? Нет. И это очень опасно.
– Robert Sadin, Нью-Йорк
Тот факт, что Транстихоокеанское партнерство называют «договором», необязательно означает, что оно таковым является. ТТП – это прежде всего список политических пожеланий, которые корпорации не смогли провести через конгресс.
– R. Law, Техас
Очень трудно представить, что из процесса, который, кажется, так явно направлен на извлечение выгоды исключительно участниками Давоса, выйдет что-нибудь хорошее для демократии. – F.F., Мэриленд
Дарья Гармоненко