ФОТО EDWIN KOO FOR THE NEW YORK TIMES Покупатели в одном из торговых центров Сингапура.
Я получаю много писем от читателей, которые интересуются, почему я ничего не пишу о переговорах о Транстихоокеанском партнерстве, которое многие считают грандиозным и зловещим проектом.Причина: я никак не мог понять, почему это соглашение так важно.
Обычно и сторонники, и оппоненты обращают внимание на масштабы экономик, которые оно должно объединить: сотни миллионов человек! 40% мирового производства!
Но это же еще ни о чем не говорит. В конце концов соглашение о свободной торговле между Исландией и Китаем, подписанное ранее в этом году, привело к созданию зоны свободной торговли, охватывающей 1,36 млрд человек. Но из них только 300 тыс. живут в Исландии, и там никто не придает подписанному соглашению большого значения.
Разговор о Транстихоокеанском партнерстве будет не столь примитивным. Однако в подобных случаях я для начала отмечаю, что большинство обычных торговых барьеров (пошлины, импортные квоты и т.д.) уже и так низки, так что трудно добиться большой отдачи от их дальнейшего снижения.
Соглашение, которое сейчас обсуждается, предполагает участие только 12 стран, несколько из них уже заключили друг с другом соглашения о свободной торговле. Грубо говоря, получается сценарий, который в прошлом году проанализировали исследователи Питер Петри, Майкл Пламмер и Фан Жай (их доклад – The Trans-Pacific Partnership and Asia-Pacific Integration: A Quantitative Assessment – можно прочитать по адресу bit. ly/1jYv4Kt). Они являются сторонниками Транстихоокеанского партнерства и либерализации, однако, по их оценкам, выгоды этот сценарий сулит весьма скромные – всего лишь 0,1% ВВП. И это с моделью, которая включает множество нестандартных эффектов.
(Реплика в сторону: один из малоизвестных аспектов литературы о либерализации торговли заключается в том, что для достижения заметного эффекта необходимо отказаться от предположения, что рынки обладают высокой конкурентоспособностью и эффективностью, и вместо этого предположить, что имеет место неэффективность, которая будет уменьшена благодаря международной конкуренции. Именно так все и было в 1992 году в Европе, и на это же надеются в случае с Транстихоокеанским партнерством. Я не утверждаю, что этого не произойдет – модель Мелица, в которой неэффективные фирмы не вытесняются с рынка, пока нет внешнего давления, выглядит очень красиво. Однако она несколько не сочетается с общим прорыночным настроем проекта. О, и разве 1992 год не был своего рода разочарованием?)
Вот так я вижу ситуацию. Чтобы превратить Транстихоокеанское партнерство во что-то действительно важное, нужно, во-первых, привлекать Китай (а это пока что не обсуждается), во-вторых, представить доказательства серьезного позитивного влияния на прямые иностранные инвестиции. Честно говоря, Североамериканское соглашение о свободной торговле (НАФТА), похоже, возымело эффект (речь об инвестициях), но заключение НАФТА изменило политическую ситуацию в Мексике в такой степени, в которой Транстихоокеанское партнерство, вероятно, не сможет.
Ладно, не хочу, чтобы все это звучало пренебрежительно. Однако пока что я не увидел ничего, что могло бы оправдать шумиху – ни позитивную, ни негативную.
КОММЕНТАРИИ ЧИТАТЕЛЕЙ С САЙТА NYTIMES.COM
Критики не понимают главного
Критики на левом фланге не особенно озабочены торговыми аспектами Транстихоокеанского партнерства.
Чем они действительно озабочены, это встроенным в соглашение механизмом урегулирования споров между инвесторами и государствами. Он позволит корпорациям компенсировать издержки за счет третьей стороны, если они вдруг потеряют деньги из-за экологического, трудового или другого законодательства страны. Это соглашение дает корпорациям мощнейший рычаг, чтобы подорвать существующие законы и правила.
Корпорации смогут фактически отменить создававшееся десятилетиями прогрессивное законодательство, используя для этого «торговое» соглашение. Вот в чем проблема.
– Aaron, Орегон
В Транстихоокеанском партнерстве пугает то, что оно укрепит суверенитет корпораций. В соответствии с этим соглашением, если корпорация решит, что какое-то глупое экологическое требование в другой стране бьет по ее прибылям, она может подать в суд на правительство этой страны и потребовать компенсацию, причем дело будет рассматриваться в частном суде, неподконтрольном обычным гражданам.
Как вы отметили, рост торговли может принести сравнительно небольшую отдачу в плане повышения эффективности. Но какой ценой? Простая перевозка грузов на большие расстояния имеет последствия для экологии, которые до сих пор не учитываются (например, загрязнение, выбросы двуокиси углерода, распространение инвазивных видов). Бывший министр финансов США Ларри Саммерс сказал: «Есть более важные вещи, чем экономическая эффективность».
– Rob Lewis, Вашингтон
Я считаю, что подлинная цель соглашения будет меняться в зависимости от того, с кем разговаривать. Если вы спросите американских военных (и, возможно, президента Обаму), то они скажут, что оно нужно, чтобы не допустить доминирования Китая в Азии. Если спросите людей, которые ведут переговоры об условиях, то все дело будет в прибылях. Если спросить всех остальных, то все дело в том, чтобы богатые стали еще богаче и влиятельнее.
С экономической точки зрения соглашение не сильно повлияет на баланс. А если все дело в контроле над регионом, то следует подумать о заключении неэкономического договора.
– Без имени, Висконсин