Москвокрым

Крымский альбом - 1999. Историко-краеведческий и литературно-художественный альманах. Составитель Дмитрий Лосев. - Феодосия-М.: Издательский дом "Коктебель", 2000. - 336 стр.

Москва - Крым. Историко-публицистический альманах. Выпуск 2. - М.: Фонд "Москва - Крым", 2000. - 352 стр.

В "КРЫМСКОМ альбоме" тоже есть раздел "Крым и Москва", занимающий почти сто страниц, что позволяет рассматривать два альманаха вместе. Разный порядок слов "Москва" и "Крым" отражает разницу положений: "...Альбом" базируется в Крыму, его новый собрат - в Москве.

Но оба выпуска состоялись благодаря поддержке московского правительства ("Крымский альбом" - также благодаря поддержке Института стран СНГ). Дмитрий Лосев пишет в предисловии составителя, что два года искал мецената для этого выпуска; сборник с числом "1999" в названии подписан в печать в ноябре 2000 года.

Альманах одноименного фонда, разумеется, официальнее. "...Альбом", наоборот, приватнее - и взят Москвой под покровительство как готовый проект с недолгой, но историей.

Как и заявлено на титулах, московский проект политизированней, политичней, феодосийский - лиричней, поэтичней. Противопоставление геополитики и геопоэтики оказывается актуальным всякий раз, когда заходит речь о Крыме. Обычно это значит, что соперничают две стратегии воссоединения - политическая и культурная. Правда, в случае "Москвы - Крыма" нельзя сказать, что первая господствует над второй. Зато в "Крымском альбоме" вторая определенно господствует над первой.

И все же оба сборника преимущественно краеведческие. Хотя "Москва - Крым" не определяет себя так, характерно, что главный редактор этого альманаха, замечательный историк храмостроительства Владимир Козлов возглавляет кафедру региональной истории и краеведения Историко-архивного института РГГУ. Даже сегодняшний Крым в этом альманахе стремительно становится вчерашним: например, Виталий Костриченко описывает деконструкцию Черноморского флота в 90-е годы как историк. Действительно, хочется, чтобы это стало прошлым.

Вообще, обе книжки принадлежат к литературе крымоведческой настолько же, насколько и к москвоведческой. Так, очерк Олега Иванова об обстоятельствах и топографии набегов на Москву Девлет- и Казы-Гиреев уже вышел в составе книги этого автора, посвященной "крымскому" углу Замоскворечья (см. петит).

Сам Владимир Козлов выступает в сборнике с очерком гурзуфского строительства знаменитого московского магната Губонина. Московский крымчанин, Козлов давно и успешно участвует в исследованиях обеих своих родин. Но вот и феодосиец Дмитрий Лосев начинает собственное погружение в Москву, для начала следуя за своими авторами с фотоаппаратом.

Так, Лосев иллюстрирует своими фото большой очерк Владимира Купченко о московских адресах Волошина. Ничего более обстоятельного о таковых адресах читать не приходилось, хотя полному успеху исследования мешает петербургский адрес самого Купченко.

В сонме бесчисленных соседей Волошина во времени Серебряного века и в пространстве "Москвокрыма" "...Альбом" выделяет еще мельничного короля Антона Эрлангера, пути которого в столице и на Южном берегу следит Геннадий Нечаев.

Благодаря опозданию феодосийский сборник окажется, видимо, последним отголоском двухсотлетия Пушкина и столетия Набокова. Андрей Битов в обращении к читателям "Крымского альбома" и другой раз в глубине альбомной книжки сводит Пушкина и Набокова, отыскивая в стихах первого бабочку, неизвестную второму, и составляя из обоих симметричную крылатую фигуру. Правда, без зайца не обходится и здесь.

Рядом помещаются мысли о Пушкине непременного в крымском контексте Александра Грина - ответ на анкету, впервые публикуемый без купюры.

Поэтичному "Крымскому альбому" ближе Серебряный век, политичному альманаху "Москва - Крым" - эпоха имперского здоровья, XVIII век.

Вот Вячеслав Лопатин, известный публикатор эпистолярного диалога Екатерины и Потемкина, выстраивает на своем любимом материале завораживающую, читаемую на одном дыхании хронологию присоединения Крыма. В пространной записке о необходимости такового присоединения Потемкин предстает перед Екатериной и перед нами вначале блистательным прагматиком, а в конце - деятелем сакральной, не колониальной империи: "Естьли твоя держава - кротость, то нужен в России рай. Таврический Херсон! Из тебя истекло к нам благочестие: смотри, как Екатерина Вторая паки вносит в тебя кротость християнского правления!" О, этот человек все понимал.

Какой контраст с Петром, которому фатально не давался черноморский вектор. Потому что Петр не понимал задачи. И хотя Олег Санин пишет (тоже в альманахе "Москва - Крым") о другом - о роли в прутском деле Девлет-Гирея Второго, - задумываешься о роли в этом поражении самого Петра. О том, можно ли, двигаясь к Айя-Софии, одновременно умалять православие и заменять сакральные мотивы имперского движения одними прагматическими. Например, "освящать" царскую резиденцию, Лефортовский дворец, с участием "всешутейшего патриарха" и во имя Бахуса. С такими шутками не основать ни Одессы, ни Севастополя. Так что на Пруте еще легко отделались. Но это к слову.