Рустам Рахматуллин Рихард Краутхаймер. Три христианские столицы: топография и политика. / Перевод Л.А. Беляева, А.М. Беляевой. - М.: Общество историков архитектуры, Архив архитектуры, вып. XIII; СПб.: "Алетейя", 2000, 192 с.
САКРАЛЬНОЙ топографией возможно называть те из разделов академического, а равно и эссеистического краеведения, предметом которых является священное. Эссеистическое краеведение бывает еще метафизическим, но академия тоже имеет дело с метафизикой. Разграничить два исследовательских метода на предметном пространстве сакрального возможно следующим образом. Академическое краеведение изучает знаки сознательной метафизики, местные знаки человеческого помышления о священном и божественном; эссеистическое краеведение изучает эти знаки тоже - но и знаки божественного, с прописной буквы, Замысла о городе, пространстве, месте. На минуту назовем две эти метафизики первой и второй. Так вот, академическое краеведение, когда и если входит в метафизику, то входит исключительно в первую, выясняя, с чем город или место обращаются (обращались) к Богу; эссеистическое краеведение входит и во вторую метафизику - в надежде знать, с чем обращается (и обращался прежде) к городу и месту Бог. Ясно, что первая метафизика строится по преимуществу на материале Средневековья, вторая - в равной мере на средневековом и нововременском материалах: ведь Бог не перестает говорить к человеку и тогда, когда человек перестает говорить с Богом. Сакральной топографией могут называться оба подхода.
Книга Рихарда Краутхаймера иллюстрирует первый из них.
В своем предисловии к ней переводчики, описывая перипетии публикации, упоминают с благодарностью три исследовательских центра: Центр восточно-христианской культуры, Институт христианской культуры Средневековья и Общество историков архитектуры. Пожалуй, именно эти три лидируют сегодня в академических исследованиях священного, сакральной топографии в частности.
Сам Краутхаймер называет свою топографию политической. Она сакральна, поскольку это политика христианская. В главах о Риме и Константинополе это политика равноапостольного Константина времен воцерковления Империи и переноса ее центра. В главе "Милан" - это политика западных императоров после Константина, до эпохи св. Амвросия Медиоланского. Наконец, в главе "Снова Рим" - это папская политика после Константина, до Авиньонского пленения.
Отсюда видно, что книга не претендует охватить всю градостроительную историю (политику) трех столиц. В книге только эти четыре главы, переработанные из лекций 1979 года, чтобы показать пример и способы мышления. Сам Краутхаймер говорит так: "Эти лекции - экспериментальны. Они представляют попытку старого историка искусств обследовать границы своей области и вторгнуться в сферу политической истории: посмотреть, как архитектурные памятники христианских столиц IV-V веков и их размещение внутри городов отражают политическую реальность и идеологию..."
Вот для примера сухой остаток римских глав книги.
Холм Ватикан сделался папским местожительством лишь после Авиньонского пленения, в конце XIV столетия. Дотоле папским местом был, по манию равноапостольного Константина, холм Целий с Латеранскими собором и дворцом. Последний называется Старым Патриархатом - для различения с новым, позднейшим дворцом Ватиканским. Собор Спасителя на Латеране и тоже константиновская базилика над могилой апостола Петра на Ватикане суть противоположные углы городской карты. Из двух углов эти соборы возвещали новость христианства языческому городу. В котором знаковые, знаково языческие Капитолий, Форум, Колизей нашли себя нанизанными на пронзительную ось между двумя периферийными холмами. При этом Целий был предположен новым центром Рима. Но город как живой не согласился с Константином. Домовье оттекало ко гробу святого Петра, застывая на склонах Ватикана и на Марсовом Поле в излучине Тибра. Целий (Латеран) остался на мели. Спор Латерана с Форумом и Капитолием лишился смысла так же быстро, как воцерковился Рим патрицианский и народный. Спор же Латерана с Ватиканом за место центра города продлился несколько веков - до возвращения пап из Авиньона, когда Латеранский собор остался кафедральным собором города, а Ватиканский стал кафедрой мира - католического, разумеется. И еще. Если постановка Сан Пьетро на Ватикане обусловлена местом погребения апостола Петра, то выбирая место кафедрального собора и папского дворца, Константин был, видимо, свободен. Латеран был частной собственностью императора, фрагментом своеобразной римской опричнины - удела цезаря как частного лица, куда не достигала юрисдикция Сената и на землях которой возведены все памятники константинова обращения. Константин демонстративно и вместе с тем примирительно оставлял центральную часть Рима традиционалистам, язычникам, определявшим себя именем Сената и Народа.
Добавим от себя: предпочитая Ватикану Латеран, Константин, может быть, прочитывал Целийский холм как городской восток, область алтарную. Не так ли был позднее понят и Константинополь? Тогда папское предпочтение Ватикана (с XIV столетия) есть предпочтение Запада и знак разрыва между христианскими мирами. Кстати, алтарь собора Святого Петра ориентирован на Запад. По сути, Латеран был предварением Константинополя. Точка у края города, он задавал вектор дальнейшего исхода: Константин готовился оставить Рим, и никогда он Рима не любил. От Латерана, из ворот Сан Джованни, начиналась Новая Аппиева дорога, которая вела, как и старая, в главный военный порт Империи - Брундизий, сообщенный по кратчайшей через Адриатику с дорогой сквозь Балканы на Босфор.
Имена римской, константинопольской и иерусалимской топографии больше самих себя: они суть категории сакральной топографии вообще. И метафизики Москвы в частности. Москва так проясняется в зеркале Рима, что хочется сказать: два эти города - образы одного праобраза.
Вообще в оглавлении книги Краутхаймера: Рим, Константинополь... третьей главой напрашивается Москва - по формуле Филофея.
