Васса ест мухомор

Все ведьмы – на редкость бесстыжие и хладнокровные. Франсиско Гойя. «Капричос». 1799. Национальный музей гравюры Королевской академии изящных искусств Сан-Фернандо, Мадрид

Муж только дивился ее широте. Она была мыслящей и независимой. Понятно, что росший в такой атмосфере их сын Елизар отличался от сверстников. Огромную роль в его формировании сыграла к тому же домашняя пища. Семья их владела участком земли и лето свое проводила на даче. Ни зайцев, ни лис, ни волков в этом месте почти не водилось, но были другие ресурсы природы. Они поедали улиток с залива, ужей из оврагов, лесных насекомых. Кузнечики с их худосочием были не хуже французских лягушек: при жарке они аппетитно и звонко хрустели. Соседка сказала, что очень полезно есть суп с добавлениями мухоморов, а слухи про их ядовитость ни разу на практике не подтвердились. Попробовав как-то у умной соседки наваристого, темно-красного, с пеной, горячего супа, все трое прониклась и каждое утро в резиновых ботах и серых солдатских плащах отправлялась на поиски этих волшебных грибов. В конце концов, гордый Евсей, глава рода, заснял небольшое кино для потомства: лежит в густых травах жена его Васса и ест мухомор, улыбаясь лукаво.

Итак, Елизар рос в семье необычной. Когда в девяностые годы в стране пошло безобразие за безобразием и Васса Владимировна научилась сама варить мыло в лиловой кастрюльке, он вдруг сообщил, что собрался в Израиль.

– А что будешь делать в Израиле, Еля? – спросили родители

– Красить заборы.

Тогда очень многие из молодых, горячих, решительных так отвечали.

Поехали вместе, втроем. Как иначе? Однако по разным причинам семейство попало в Америку, так что заборы по сей день стоят, ожидая покраски.

– Евсей, США – это мир дикой пошлости. – И Васса Владимировна сжала губы. – Ты будь осторожнее с ними, Евсей. Смотри: не поддайся. А то засосет.

Муж насторожился, втянул шею в плечи. А сын начал вскоре работать на фирме, нашел себе там китаянку-подружку, пустился водить ее по воскресеньям в китайский буфет, где пельмени похожи на уши воинственных древних приматов.

В конце сентября Васса Владимировна и Евсей Иосифович получили двухкомнатную квартиру в одном странном городе рядом с Бостоном. Однако понять эту странность нельзя без краткой истории: давно, когда свечи горели в домах и женщины прятали косы под чепчиком, а мылись не чаще чем раз в три недели, и то экономили мыло и воду, здесь, в городе Салеме, две тихие девушки вдруг стали вопить, хохотать и кривляться. При виде распятия падали в обморок. Их пробовали образумить, кропили святою водой и читали молитвы, но девушки строили рожи домашним, срывали рубашки и бегали голыми. Конечно, все поняли, что это ведьмы. Но только успели их спрятать в темницы, как матери многих семейств, и невесты, и жены, и сестры, и просто служанки пошли еще дальше: погибли озимые и яровые, подохли коровы, штормило так сильно, что ни одна лодка, ушедшая в море, домой не вернулась. Большая удача, что в те времена вокруг было много хороших священников. И в целом народ был сердитый и крепкий. Не нынешний, не либеральный народ. Схватили они этих пагубных ведьм, поспешно судили и сразу повесили. А ведьму-мужчину, тщедушного, хлипкого, подумали и задавили камнями, поскольку он не захотел признаваться. Когда же от боли решил, что признается и вся подноготная стала сочиться из тощей груди, как сочится из творога белесая сыворотка, было поздно: скончался и был тут же схвачен чертями.

Но дело не в этом. А в том, что все ведьмы – на редкость бесстыжие и хладнокровные. Они умудрились пустить свои корни, хотя их казнили всех и закопали. В умах горожан поднялось недовольство, задумали факты сверять и прислали комиссию из прогрессивной столицы. Всех ведьм очень скоро признали невинными, пошли извиняться направо-налево, а кончилось тем, что поставили памятник жестоко убитой, замученной ведьме.

Приезжим с улыбками самодовольства и экскурсоводы, и просто прохожие рассказывают о событиях прошлого и радуются выражению страха, которое, словно древесная тень, ложится на лица и гасит улыбки. И Васса Владимировна поняла, в какой городок они с мужем заехали. Ее это не беспокоило вовсе. Она тосковала по высшей культуре, а все эти провинциальные сказки не трогали сердца ее совершенно. Тоскуя, она прибегала к Цветаевой и не расставалась с увесистым томом, когда выходила дышать морским ветром и пристальными голубыми глазами глядела на этот чужой ей пейзаж.

Бостон (США)