Николай Эрдман.
Взгляд из прошлого. Фото 1920-х годов |
Строго говоря, в название вкралась доля лукавства. Правильнее было бы написать «Продолжение и окончание». Ведь Николай Робертович написал только первую картину. Я набрался наглости сочинить вторую и третью…
За дверью в сенях опять слышен топот. Затем стук в дверь. В комнату входит КУЗЬМА – руководитель оркестра. В руках у него труба.
КУЗЬМА. Доброго всем здоровьичка!
ЗАТРАВКИН. Присаживайся. (Кузьма садится). Тут такое дело, Кузьма Данилыч. Щекотливая, прямо скажем, ситуация. Такое редко случается.
КУЗЬМА. Да что стряслось-то?
ЗАТРАВКИН. Прямо не знаю, с чего начать. Послезавтра приезжает жена Почекутова. Надо бы встретить ее на вокзале с музыкой.
КУЗЬМА. Она откудова приезжает?
ЗАТРАВКИН. Из Москвы.
КУЗЬМА. Ага. Московский поезд приходит в двенадцать с копейками... Не, Владимир Иванович, в это время мы не можем.
ЗАТРАВКИН. Что так?
КУЗЬМА. Как раз в двенадцать мы подрядились играть на кладбище.
АНТОНИНА. Это кто же умер?
КУЗЬМА. Тетя Зина Котомкина.
АНТОНИНА. Батюшки-светы! Которая пироги с черникой пекла?
КУЗЬМА. Ну что вы, Антонина Гавриловна! Скажете тоже! С черникой – это тетя Настя Бурмистрова. А тетя Зина – с грибами.
АНТОНИНА. Сколько же ей было?
КУЗЬМА. В 93 года преставилась. В одночасье.
АНТОНИНА. Бедненькая. Ей бы жить и жить.
КУЗЬМА. Ну, мы и подрядились сыграть на кладбище.
ЗАТРАВКИН. Вы на кладбище вдоволь еще наиграетесь. Не последний покойник в городе. Сейчас самое ходовое дело – это теплая встреча.
КУЗЬМА. Так не можем – подрядились уже на похороны. Хозяин сказал, помирать – так с музыкой.
ЗАТРАВКИН. Надоел ты, Кузьма, со своими похоронами. Ну, подумаешь, похороны. Не сыграете на этих, сыграете на следующих. А тут все-таки редкое мероприятие, приезжает супруга ответственного работника. Вам поручено встретить эту супругу с музыкой, это вроде бы честь, дорогие товарищи.
КУЗЬМА. Честь, когда иностранцев или делегацию...
АНТОНИНА. Знаете, Кузьма, бывают такие жены...
КУЗЬМА. А покойницу, значит, под сухую закапывать?.. Уже к ней подрядились.
ЗАТРАВКИН. Нам, друзья, не с покойницей жить, а с Почекутовым. Уважить нужно его в первую очередь.
КУЗЬМА. Ребята нашего ансамбля будут недовольны. Приезжает всего-то одна жена, а встречают как целую делегацию...
ПОРФИРИЙ. Делегации, Кузьма, в наш город не ездят.
АНТОНИНА. Вот именно. Поэтому у нас возвращающаяся после длительного перерыва жена приравнивается к делегации.
КУЗЬМА. Долго отсутствовала?
АНТОНИНА. Восемь месяцев.
ЗАТРАВКИН. Поэтому ты особенно не лезь в бутылку, Кузьма. Учти душевное состояние высокопоставленного человека. Шутка ли – жена возвращается. Он о ней думал восемь месяцев, не переставая. Соскучился. И вот – приезжает. Понял?
КУЗЬМА. Ладно, так и быть, встретим. А как быть по репертуару? Он у нас гибкий.
ЗАТРАВКИН. Вот репертуар и требуется обсудить с самим Почекутовым. Он вкусы своей жены знает не хуже нас. Мы завтра к одиннадцати идем к нему, посовещаемся. И ты подгребай.
КУЗЬМА. Не, в одиннадцать я не могу. У нас похороны. Я раньше зайду.
ЗАТРАВКИН. Приходи раньше. А мы – к одиннадцати. Хотя, честно говоря, товарищи, удивительно, что Софрон Тимофеевич в такой день нас вызывает на совещание по гипнотизеру. Все равно в полную силу соображать не сможет – ведь голова занята только мыслями о жене. Дошло до того, что он последнее время часто принимает от головной боли пирамидон. Я даже при себе таблетки ношу – на случай, если у него вдруг кончатся. И вы знаете, товарищи, у меня перед глазами возникает предварительная картина – вижу, с каким нетерпением они бросятся в объятия друг друга... Да, таким мужьям, как Софрон Тимофеевич, нужно гимны петь! (Поет).
Расставаньем огорчен
настолько,
Сильно так разлукой
удручен
Он порой рыдал от грусти
горько,
Пачками глотал пирамидон.
Это чувство каждому
знакомо,
Кто в разлуке вынужден
страдать:
До чего приятно снова дома
Человека близкого
встречать.
Время мчалось в думах
сокровенных,
И вот-вот супруга рядом
с ним.
Горести забудутся
мгновенно.
Все пройдет, как с белых
яблонь дым…