Алина Витухновская 1. Стиль
Итак, Английское Преступление – это прежде всего умысел. Темные воды. Архетипическая Пытка.
Шизоузор, ткущийся изощренным, последовательным, утонченным психопатом-художником.
Богом изысканного момента. Узор, что вплетается в Явь. Продуманно. Педантично.
Расчетливо.
С дендистским шиком и богемной легкостью Подлинного Мастера, Идеального Злодея.
Английское Преступление – это кич Сверх-Идеи. Экзистенция аморального индивидуализма.
Своя Игра.
Антиницшеанская бездна, таящая в себе тревожную кровожадную глубину, сокрытую в простеньком, примитивном, в детском, и потому подлинно, онтологически чудовищном – в Той Самой Песенке.
Мальчик, ты же помнишь, что Мистер Майк ждет тебя за углом! И тебя манит эта безысходная геометрия кошмара.
Когда Агата Кристи оживает под джазовый оргазм Майкла Наймана, Дэвид Линч заменяет собой Достоевского.
И над проклятыми русскими вопросами эротическим шепотком – тончайше-чеширское – «Кто убил Лору Палмер?»
Английский стиль в искусстве – это фашистский стиль.
Дэвид Боуи вместо Адольфа Гитлера. И Английская Королева вместо Магды Геббельс.
Английское Преступление имеет хищное множество ядовитых смыслов и уровней – интеллектуальных, философских, эстетических, психопатологических. Оно выходит за грани криминала как такового, приобретая статус экзистенциального опыта,
Магического Действа. Английское Преступление – это детектив без рефлексии.
Раскольников без Достоевского. Право, отменяющее тарную дрожь. Английское Преступление – это прежде всего Качество. Стиль. Порода.
2. Русское Иное
Русское Преступление – Безысходно Иное. Поверхностное. Больное мякотью случайных страстишек. Лубочное. Душевненько-лоховское, словно шапка-ушанка на мамлеевском мертвяке, что крадена бесцельными бомжещупальцами.
Порою Русское Преступление дико и дегенеративно яростно. Неистово жестоко. В нем – то злобненькая водочная удаль, то слезливое раскаянье. Христианского много в нем. И нечто есть овечье-плебейское.
Либо зло оно, патологично, чикатилисто, разухабисто. Либо – по-дурному, совсем блаженно, насекомо, как-то и равнодушно.
Русское Преступление пусто.
И эмоции, вызванные им, вполне укладываются в ленивое восклицание «Ох...еть!», выражающее традиционное на Руси почтение перед всем, что хоть сколько-нибудь нарушает опостылевшую Обыденность. Но в «Ох...еть!» этом нет ни удивления, ни радости.
Русское Преступление лишено изощренности. Как правило – это бытовуха.
В качестве орудия убийства русские используют кухонную утварь – нож или сковороду.
Русское Преступление местечково и не эстетично.
В нем нет трагедии.
Трагедию в нем смог найти только режиссер Балабанов.
Больше никто.
Русское Преступление непрезентабельно. Даже для светской хроники.
При этом оно всегда – мейнстрим.
«В подворотне нас ждет маньяк» – это знает любая школьница.
Когда ее изнасилуют и расчленят, она скажет: «Все умрут, а я останусь».
И станет гендиректором МТВ.
Дарья Гармоненко