Борьба с излишествами

Хороший повод для "сверхинтерпретации"...
Фото Михаила Бойко

Александр Иосифович Сосланд (р. 1957) – психотерапевт, философ. Кандидат психологических наук, доцент факультета психологического консультирования Московского городского психолого-педагогического университета, старший научный сотрудник Института «Русская антропологическая школа» при РГГУ. Автор скандальной книги «Фундаментальная структура психотерапевтического метода, или Как создать свою школу в психотерапии» (М., 1999), в которой подробно исследована структура психотерапевтического метода, разработан язык, позволяющий адекватно описать любой психотерапевтический метод, намечены возможности проектирования новых психотерапий.

В последнее время Сосланд работает над новым проектом, который называется «аттрактив-анализ», ориентированный на текстологическое выявление привлекательных структурных элементов, а также готовит к печати второе издание своей знаменитой книги. С психотерапевтом Александром СОСЛАНДОМ беседует Алексей НИЛОГОВ.

– Александр Иосифович, в какой мере правомерно считать современную психологию наукой о душе? Можно ли согласиться с тезисом о том, что психологи убили душу подобно тому, как философы – истину?

– Я думаю, что не стоит злоупотреблять столь пафосными и категоричными сверхобобщениями. Ни философы, ни психологи пока ничего не убили.

Если вы имеете в виду, что психологи своими исследованиями уничтожили тот тонкий, неуловимый, возвышенный, очень важный объект, который называется «душа», то эти упреки не к психологии. Оппозиция душа/психика часто всплывает в пространстве психологического сообщества, особенно последние несколько лет, когда многие известные психологи в России пытаются соединить психологическое и религиозное. Тут, я думаю, надо выбирать и распределять подходы соответственно разным идейным сферам. Место «души» – в храме, в Священном Писании, в теологическом трактате, в проповеди, в молитве, в поэме или романе. В крайнем случае в философском трактате, хотя я не припомню, чтобы за последние лет сто появился хотя бы один, заслуживающий внимания, «про душу».

Психолог с «душой» ничего не может сделать из того, что он привык делать как исследователь. «Душу» невозможно даже представить себе в качестве исследуемого предмета. «Душа» явно противостоит любой исследовательской процедуре, я уже не говорю об экспериментальных практиках. Заниматься «душой» здесь невозможно по определению. Собственно, психология начинается там, где кончается «душа». Разумеется, у моих коллег из сообщества православных психологов другое мнение на этот счет, но я считаю, что «душа» просто цветет в других садах, не в психологических.

Другой контекст для разговора об «убиении души» – это некое воздействие психологии на общественное сознание, причем воздействие в смысле рационализации, анализа мотивов и прочее. Здесь тоже не все однозначно. Влияние психологии на общее умонастроение пока крайне незначительное. Если все-таки говорить о негативном влиянии психологии на современного человека, то это связано со «стратегиями подозрения», в первую очередь психоанализом. Мои коллеги, работающие в русле этих стратегий, потрудились над тем, чтобы оторвать интеллектуальные процессы от аффективных. Часто бывает так, что после психотерапевтического процесса клиент не только рад исчезновению или ослаблению симптоматики, но и жалуется на снижение общего эмоционального уровня.

Если что-то «убивает», как вы выразились, душу, то это процессы, происходящие в социальном пространстве, самые разнообразные. Не будет большим открытием отметить здесь, с одной стороны, консюмеризм, глобализацию, нарастание объема бюрократической регламентации в самых разных сферах жизни. Я обратил бы внимание на роль СМИ, в первую очередь того, что проходит по разряду «гламур/глянец». С другой стороны, на мой взгляд, свой вклад в формирование «новой бедной» души вносят такие вещи, как политическая корректность, а также вообще все, что связано с левым либеральным интеллектуальным и общественным террором. Общим местом в этих разговорах давно стали такие феномены, как нарастающее отчуждение и подчинение технике всех сфер нашей жизни. Психологи здесь ни при чем или их «душеубийственная» деятельность не идет ни в какое сравнение с влиянием всех этих процессов. Чаще всего они задним числом констатируют то, что уже свершилось, и лучшие из них пытаются это хоть как-то исправить.

Но психолог, как и любой другой, живет не только в профессии, но и вне ее, то есть вполне можно сочетать и «психику», и «душу», но в разных пространствах нашей жизни. Важно понять, где чему место. Прекрасный пример такого удачного сочетания – наш великий физиолог Иван Павлов. Его труды, в первую очередь по условным рефлексам, легли в основание самого радикального позитивистского проекта в психологии – бихевиоризма. Однако хорошо известно, что он был религиозен, воцерковлен, благочестив, и одно не мешало другому. Другой пример удачного сочетания «души и психики» – протестантский пастор Оскар Пфистер, одновременно известный психоаналитик. Не думаю, что религиозные психологи смогут внести серьезный вклад в копилку мировой психологии, во всяком случае этого пока не произошло. Это при том, что публикаций достаточно много во всем мире, все больше их становится и в России. Чаще всего здесь мы видим подмену психологии теологией и этикой.

– Какова судьба психоанализа в мире и в России? Какие предрассудки проникли в психологию из психоаналитической парадигмы?

– Психоанализу сейчас приходится очень непросто. Это связано с разными процессами. Психоанализ – часть психотерапии, причем все более и более малая ее часть. По разным подсчетам, психоаналитики выполняют сейчас около 10% всей психотерапевтической работы, и эта доля неуклонно уменьшается. Институциональный рост психоанализ проделывает только в России и только потому, что раньше здесь его не было. Рост с нуля, как мы знаем, всегда самый бурный. Но психотерапия в целом претерпевает большие изменения. От процессов производства различных методов и концептов происходит разворот в сторону эмпирических исследований самой психотерапии. Если психоанализ преподносил себя раньше как исследовательский метод, то теперь он сам все больше становится объектом исследований, равно как и другие психотерапии. Результаты этих исследований очень неоднозначны. Ясно только одно – психоанализ не более, но и не менее эффективен, чем многие другие психотерапии. С другой стороны, он значительно более длительный и трудоемкий, чем, к примеру, приобретающая все большее влияние когнитивная психотерапия. Особенно туго приходится психоаналитикам в университетском пространстве, где их вытесняют когнитивно-поведенческие науки. Идут процессы перемещения психоанализа с психологических факультетов на философские и отделения ars & letters. Университетские позиции психоанализа сильны только во Франции и, например, в Аргентине. И повсюду приходится, что называется, отбиваться от очень активных представителей когнитивного направления.

Кроме того, появляется все больше разоблачительных трудов по истории психоанализа. Выяснилось, что у Фрейда – не только у него – имели место фальсификации в его историях болезней, включая знаменитые клинические случаи Анны О. и «человека-волка». Тут следует упомянуть нашумевшую во Франции «Черную книгу психоанализа», а также «Случай Мерилин М. и другие провалы психоанализа» Лучано Мекаччи.

Что касается предрассудков, проникших из психоанализа в практическую психологию, то здесь важно сказать о том, что я назвал бы «сверхинтерпретацией». Психоаналитики подходят к любому психическому феномену исходя из возможности обнаружить следы действия неких невидимых сил, которые формируют симптомы и «комплексы». Далеко не всегда психологические конфликты сформированы в том режиме, который видится психоаналитикам. Далеко не всегда проблема решается через аналитические стратегии.

– Как вы в целом оцениваете антипсихиатрическое движение?

– Антипсихиатрическое движение на сегодня существует в весьма слабом и маргинальном виде. Антипсихиатрия и как концепция, и как своего рода сообщество не выдерживает серьезной критики. Душевная болезнь – это никакой не миф, а, к сожалению, печальная реальность. Антипсихиатры в свое время воспользовались реальными противоречиями и трудностями, связанными с диагностикой и лечением душевнобольных, а кроме того, явными излишествами в деле их изоляции от общества, создания из клиник «дисциплинарных пространств». В целом антипсихиатрия, как и многое другое из того, что связано с левацким радикализмом, привела к крайне дурным последствиям, а именно – к обеднению психиатрии, так как оставляла за скобками множество диагностических и терапевтических тонкостей. С другой стороны, положительным следствием антипсихиатрии следует считать привлечение внимания к излишествам в деле изоляции и репрессии по отношению к душевнобольным и злоупотреблениям в сфере принудительной госпитализации. Но борьба с этими излишествами ведется много столетий, а антипсихиатры пытались ее в какой-то степени присвоить.

– Является ли ваш метод, используемый в книге «Фундаментальная структура психотерапевтического метода», метапсихотерапевтическим?

– Мой метод – это, конечно, структурализм, как бы мы к нему ни относились. Я полагаю, что время подходов, порожденных постструктуралистской идеологией, уже прошло, такая стратегия, как деконструкция, не дала нам почти ничего, кроме возможности долго прояснять, чем она, собственно, является на самом деле. Как известно, автор этого концепта не смог или не захотел нам толком объяснить, что это такое. Если всерьез и ответственно исследовать некую гуманитарную сферу в целом, подобно тому, как я попытался исследовать психотерапию вообще, то без исследовательских стратегий, основанных на дискурсе сходства, не обойтись. Разумеется, здесь важны оговорки, структурный анализ имеет свои ограничения и противопоказания, как метод это, конечно, никакой не фетиш.

– Как вы относитесь к попыткам создать «всеобщую психотерапию»? Насколько они адекватны психической реальности людей?

– Это абсолютно неизбежный процесс. Слияние разных методов, их взаимопроникновение, формирование синтетических и эклектических проектов – процесс, который сегодня приобретает все большие размеры. По разным опросам, до 70% психотерапевтов признают, что опираются в своей работе одновременно на разные парадигмы. Это очень понятно – богатой и разнообразной психической реальности должна соответствовать диверсифицированная реальность психотерапевтических практик.

– Расскажите о реакции на вашу книгу в психологическом и психотерапевтических сообществах.

– Реакция была очень живая и небанальная. Больше всего меня радует то обстоятельство, что я до сих пор получаю много обратной связи по этому поводу, то есть спустя 10 лет после выхода в свет книга продолжает возбуждать интерес. Другое радующее меня обстоятельство в том, что рецепция моей книги существенно переросла границы психологического сообщества и стала достоянием широкого гуманитарного пространства. По реакциям на нее можно написать тоже целую книгу. Что касается отзывов, то я не делил бы их на положительные и отрицательные. Я разделил бы их на компетентные и некомпетентные. К сожалению, очень многие склонны высказываться о чем бы то ни было, имея очень смутные представления о предмете своего высказывания. Первое, что следует искать в отзывах, так это следы знакомства с текстом и элементарное понимание. Но это, к сожалению, встречаешь реже, чем хотелось бы. Люди любят говорить о книгах, не читая их.

– Вы готовите второе издание книги «Фундаментальная структура психотерапевтического метода». Что нового появится в книге?

– Главная добавка – это концепт «идеобаллическое сообщество», который я разработал в последние годы. Моя позиция в том, что психотерапия в отличие от клинической психиатрии развивается не как целостная наука, а отдельными школами, которые расходятся друг с другом по самым фундаментальным положениям. Это вопрос не только эпистемологический, а связанный со своеобразием организации профессионального сообщества. Психотерапевтическая школа по своей природе ближе к секте, политической партии, художественному течению, чем к классическим формам научных объединений – кафедре, факультету, институту.