Схизис у Пушкина

Вот вам и сангвиник...
Александр Смирнов. Пушкин. Картина из личной коллекции Владимира Мирзоева

Я считаю, что бытующая в отечественных книгах по характерологии, в первую очередь Марка Бурно и Павла Волкова, идея о том, что Пушкин был синтонный человек, циклоид, не верна. Я считаю, что подлинный циклоид, человек со сменой настроений, не может быть великим художником, ему это просто ни к чему, синтонный человек полностью погружен в реальную жизнь.

Дюма протягивал гостю левую руку, правой продолжая писать, и приглашал его к обеду (Андре Моруа. Три Дюма).

Вот это настоящий сангвиник-гипоманиак.

Я вспоминаю, как одна знаменитая ученая дама, которую восторженная ученица назвала Пушкиным, прочитала в книге «Энциклопедия патографий» Александра Шувалова статью «Пушкин» и была потрясена, какой это был ужасный и больной на голову человек. Тяжелый меланхолик. Сверхценные идеи ревности (почти бред) после женитьбы: «Беспричинная ревность уже в ту пору свила себе гнездо в сердце мужа и выразилась в строгом запрете принимать кого-либо из мужчин в его отсутствие или когда он удалялся в свой кабинет».

«Граф В.А.Соллогуб писал, что Пушкин в припадках ревности брал жену к себе на руки и с кинжалом допрашивал, верна ли она ему» (В.В.Вересаев. Пушкин в жизни. М., 1990. Т. 2. С. 196).

Шизоидная углубленность (как писал профессор Яков Минц) позволила Пушкину написать такие глубокие тексты, как каменноостровской цикл, «Маленькие трагедии», «Пиковую даму», «Медного всадника». Я могу поверить в то, что сангвиник написал «Капитанскую дочку», но не могу поверить в то, что сангвиник написал «Пиковую даму» с ее магией чисел.

Судите сами: «Анекдот о трех картах сильно подействовал на его воображение и целую ночь не выходил из его головы. «Что, если, – думал он на другой день вечером, бродя по Петербургу, – что, если старая графиня откроет мне свою тайну! – или назначит мне эти три верные карты! Почему ж не попробовать своего счастия?.. Представиться ей, подбиться в ее милость, – пожалуй, сделаться ее любовником, – но на это все требуется время – а ей восемьдесят семь лет, – она может умереть через неделю, – через два дня!.. Да и самый анекдот?.. Можно ли ему верить?.. Нет! расчет, умеренность и трудолюбие: вот мои три верные карты, вот что утроит, усемерит мой капитал и доставит мне покой и независимость!»

Две неподвижные идеи не могут вместе существовать в нравственной природе, так же как два тела не могут в физическом мире занимать одно и то же место. Тройка, семерка, туз – скоро заслонили в воображении Германна образ мертвой старухи. Тройка, ceмерка, туз – не выходили из его головы и шевелились на его губах. Увидев молодую девушку, он говорил: «Как она стройна!.. Настоящая тройка червонная». У него спрашивали: «который час», он отвечал: «без пяти минут семерка». Всякий пузастый мужчина напоминал ему туза. Тройка, семерка, туз – преследовали его во сне, принимая все возможные виды: тройка цвела перед ним в образе пышного грандифлора, семерка представлялась готическими воротами, туз огромным пауком. Все мысли его слились в одну, – воспользоваться тайной, которая дорого ему стоила.

Германн сошел с ума. Он сидит в Обуховской больнице в 17-м нумере, не отвечает ни на какие вопросы и бормочет необыкновенно скоро: «Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!..»

Известно, что Пушкин был чрезвычайно суеверным человеком (как все обссесивно-компульсивные). Когда после восстания декабристов он поехал из Михайловского в Петербург, дорогу перебежал заяц – и он вернулся обратно. Гадалка-немка предсказала ему, что его убьет человек с белой головой (Weisskopf). Так и случилось – это был блондин Жорж Дантес.

Синявский в книге «Прогулки с Пушкиным», где он фактически отождествил Пушкина с Хлестаковым, увидел Пушкина как истерика.

Таким образом, циклоид, параноик, шизоид, ананкаст, истерик. Это и дает шизофреническую мозаику. Quod erat demonstrandum!

Благодаря Роману Якобсону, описавшему и проанализировавшему статуарный миф Пушкина, мы можем обратить внимание на три его произведения: «Медный всадник», «Золотой петушок» и «Каменный гость» – неживое в живом, схизис. Гоголь по этой модели построил заглавие своего бессмертного произведения «Мертвые души».

А вот Пушкин по Юрию Лотману. Маленькая книжечка «Роман в стихах А.С.Пушкина «Евгений Онегин»: Пособие для слушателей спецкурса». Тарту, 1976 (я был одним из этих слушателей), тираж 100 экз. (сейчас она, конечно, издана-переиздана).

«И публикация текста частями, и то, что по ходу создания романа менялся автор, менялся читатель, менялась эпоха, были в значительной мере обстоятельствами, внешними по отношению к первоначальному замыслу Пушкина. Определенные особенности романа сложились стихийно и только впоследствии были осмыслены поэтом как сознательный принцип. Однако очень скоро то, что порой появлялось случайно, сделалось осознанной конструктивной идеей. Тем более это стало справедливо для тех поколений читателей, которые знакомились с «Евгением Онегиным» уже не по отдельным выпускам и сразу же смотрели на него как на оконченный текст. В ходе растянувшейся на семь лет работы в текст романа вкрадывались противоречия и несогласованности. Так, в XXXI строфе третьей главы Пушкин писал: «Письмо Татьяны предо мною;/ Его я свято берегу...»

Но в восьмой главе письмо Татьяны находится в архиве Онегина, а не Пушкина: «Та, от которой он хранит/ Письмо, где сердце говорит...» <...>

Количество таких противоречий настолько велико, что трудно отнести их на счет случайных недосмотров. Более того, сам автор категорически высказался против такого понимания.

Противоречия в тексте главы не укрылись от взора автора. Однако здесь произошла весьма странная вещь: Пушкин не только не принял мер к устранению их, но, как бы опасаясь, что читатели пройдут мимо этой особенности текста, специально обратил на нее внимание: «...Я кончил первую главу:/ Пересмотрел всё это строго;/ Противоречий очень много, / Но их исправить не хочу...» (VI, 30)

Заключительный стих способен вызвать истинное недоумение: почему же все-таки автор, видя противоречия, не только не хочет исправить их, но даже специально обращает на них внимание читателей? Это можно объяснить только одним: каково бы ни было происхождение тех или иных противоречий в тексте, они уже перестали рассматриваться Пушкиным как оплошности и недостатки, а сделались конструктивным элементом, структурным показателем художественного мира романа в стихах».

Если бы противоречия в тексте «Онегина» сводились только к последствиям быстрой эволюции автора, Пушкин, вероятно, не усомнился бы в необходимости переработать текст романа, придав ему единство, соответствующее его окончательной позиции.

Однако в ходе работы над «Евгением Онегиным» у автора сложилась творческая концепция, с точки зрения которой противоречие в тексте представляло ценность как таковое. Только внутренне противоречивый текст воспринимался как адекватный действительности.

Такой подход подразумевал не только подчеркивание черт литературной организации в отдельных частях текста, но и контрастное противопоставление взаимно несовместимых принципов.

Говоря на языке психиатрии, в пушкинском «Онегине» заложен схизис как момент построения художественного текста. Вот вам и реализм. Вот вам и сангвиник. Кушайте с маслом!