Голый король и эвтаназия

Меньшинство всегда отделяется от большинства, а группа – от группы.
Гелий Коржев-Чувелев. Заложники. Центральный дом художника, Москва

Светлана Ильинская. Толерантность. – М.: Праксис, 2007. – 288 с.

Кажется, что тема терпимости к другим уже настолько пресытила поле публичных обсуждений, что брать в руки книгу с таким названием на обложке уже никто не захочет, поскольку каждый уже давно – с перестроечных времен – мнит, что знает о требовании терпимости к другим все. Но это только кажется.

На самом деле, как выяснилось, до проблемы толерантности еще нужно дорасти – не до пустого повторения требования уважать других в их другости, иных в их инаковости, а до того, чтобы серьезно и ответственно попытаться помыслить чрезвычайно сложную тему. Начиная с того, что для нетиранических государств необходимо как-то оформить неравенство людей, и это при том, что проблема с равенством в таких государствах как раз не стоит: равенство тут констатируется на уровне прописных законов. Но вот именно поэтому возникает нужда демократически обставленного оформления неравенства. В противном случае возникнет необходимость недемократического подавления неравных. Ведь проблемой равенства обеспокоены не демократические, а как раз недемократические режимы.

Но вопрос этого демократического одевания неравенства в приличные и не пугающие (с первого взгляда по меньшей мере) одежды довольно старый. Автор начинает с трех персоналий – Локка, Канта, Милля. Локк говорит, что различия между людьми несущественны, на что сегодня мы можем заявить: это только в том случае, если в обществе соприсутствуют приватная и публичная сферы жизни человека. Однако уже в ХХ веке приватная сфера перестала быть (эффект массового общества), а то, что от нее осталось, повсеместно политизируется. Или, как представляется, существует в режиме потенциальной политизации. Например, прикрыть личное преступление ссылкой на свою принадлежность к другой культуре, сказать, что преступление у вас – норма у нас в культуре. Или, тем паче, сказать: я бы никогда не совершил преступления, если бы вы уважали мою идентичность. Вот чудесное оправдание, которому дает ход концепция Локка, если попытаться ее разделять сегодня: видеть приватное уже невозможно, кроме как через призму тех или иных культурных идентичностей, меньшинств и т.д. Такая толерантность становится поводом для избавления от личной ответственности – для этого только необходимо умело избавиться от личности самому, предоставив ее наиболее муссируемому в качестве униженного меньшинству. Надо судить не за убеждения, а за деяния, причем по законам той страны, где они совершены. Да и не стоит терпеть нетерпимых. Таковы взятки с Локка, которые за древностью жизни последнего гладки.

Но воистину коньком этой коллекции будет дискурс терпимости, который задействует довольно затертое и без него слово «культура». Задействует уже давно – и пользует до сих пор. Сейчас произносить слово «культура» – благодаря этому «толерантному» задействованию и в его контексте – равнозначно покупке в second hand туалетной бумаги.

Светлана Ильинская, ссылаясь на двух американцев, дает определение культуры через «знание» (культурологи ведают, что за таким определением не надо ходить к американцам, поскольку таковым – гносеологическим – было общее для ХIX века понимание культуры, против которого выступил Ницше), разделяет ее на материальную и нематериальную (материальное и нематериальное знание, хотя раньше говорили вместо «нематериальная» – «духовная», избегая такой американской апофатики). Тенденция современности, то есть глобализации, ведет к тому, что первая унифицируется, а вторая дифференцируется. При этом каждый индивид вследствие чрезвычайной (и, возможно, надуманной) дифференциации нематериальной культуры имеет не одну, а множество идентичностей. Проблема терпимости ставится теперь в терминах отношений доминирующей культуры и культуры меньшинства (minority culture). При этом автор не питает никаких особых иллюзий на счет этих понятий и совершенно справедливо говорит о том, что «культурное меньшинство – это тоже универсалия, а не некая объективно существующая реальность, поддающаяся верификации». Ильинская склоняется к той позиции в отношении меньшинств, что скорее требуется установление правопорядка, где права будут требовать себе не меньшинства, но отдельные индивиды, граждане, поскольку любая группа меньшинств, как правило, громко говорит там, где чего-то требует, но сложно бывает найти ответственного там, где эта же группа совершит что-то преступное.

Автор предлагает нам следующую логику принятия тезисов о терпимости: толерантность не предлагает бороться с нашими предвзятостями и предрассудками, она признает их неизбежность. И в этом смысле толерантность в своей логике отчасти следует Ницше, прекрасно помнившего о том, что величайшим и неискоренимым из всех предрассудков является тот, согласно которому никаких предрассудков уже не осталось вовсе. В этом смысле автор, предлагая такую логику, приглашает нас смотреть в политическую бездну, на голого короля. Здесь мы приходим к весьма интересному повороту – толерантное отношение к толерантности будет предполагать предоставление ей права на то, чтобы┘ не быть.