Ольга Балла Казалось бы, перед нами – книги двух вольнодумцев, нарушителей правил. Людей, интересных как раз своим принципиальным несогласием вписываться в рамки, прочерченные для них другими – кем бы эти «другие» ни оказывались: власть, официальная наука, общественное мнение... Люди, живущие наперекор и расширяющие тем самым пределы отпущенной человеку свободы.
Оба – путешественники по неизведанному, в некоторой мере даже запретному. Сексолог Игорь Кон – по мало осмысленным, по крайней мере в нашем отечестве, сторонам человеческой природы, диссидент Владимир Буковский – по другим странам, представленным в русских головах, а в его время – особенно, по преимуществу в виде образов весьма фантастических. Области, по сути дела, родственные: советскому человеку в равной мере было заказано чересчур интересоваться как сексуальной жизнью, так и миром по ту сторону западной границы. И в том, и в другом охранителям советской нравственности виделся нездоровый, разрушительный соблазн; тем сильнее и то, и другое будоражило воображение, домысливалось и нагружалось самыми неожиданными и явно избыточными значениями. Оба наших автора-героя были озабочены в первую очередь тем, чтобы дать своим современникам ясное, здравое – а тем самым и освобождающее – представление об этих областях жизни.
Так-то оно так. Но, вчитавшись, мы обнаружим, что этих разведчиков запретного объединяет и кое-что другое. В своем роде, может быть, даже более глубокое. А именно – то, что, сложись обстоятельства иначе – родись каждый из них, грубо говоря, в другой стране или в другое время, – ни одному из них, скорее всего, не пришло бы в голову заняться тем, чем они стали наиболее известны, от чего теперь их имена, кажется, просто неотделимы.
Игорь Кон, скорее всего, стал бы историком, на которого, собственно, и учился, исследовал бы далекие эпохи, прослеживал бы историю смыслов (это у него, между прочим, прекрасно получается). Владимир Буковский – по образованию, кстати, биолог – занимался бы своей нейрофизиологией или каким-нибудь неспешным ремеслом, как ему тоже мечталось.
На самом деле перед нами любопытный феномен бунтарей поневоле.
Активное инакомыслие оказалось им обоим в своем роде навязано. В воздухе, которым оба дышали, не оказалось необходимого. Это необходимое можно назвать ясностью понимания вещей. Можно – здравым смыслом. А можно – и свободой.
Кто из них оказался в результате более свободен? Кон, который никогда по доброй воле не ссорился с властями и прилежно ссылался на материалы всех съездов КПСС, пока это требовалось для того, чтобы книги выходили (и издал их много-много), или Буковский, ввязавшийся в открытый и принципиальный конфликт с системой и оказавшийся, к собственному изумлению, втянутым в ее игру, которую она вела по своим правилам со своими зарубежными партнерами-соперниками, а потом признававшийся, что на Западе ему – да, легче, интереснее, но уж никак не свободнее? Как знать?
