Давно известно, что литературная критика – профессия, чреватая большим ущербом для здоровья. От хронического разлития желчи.
По моим наблюдениям, через три-четыре года литературно-критических баталий натуры чувствительные и одаренные дезертируют в другие сферы деятельности. Остаются лишь те, кто больше ничего не умеет или боится рискнуть.
А причина такого драматического положения дел – необходимость следить за текущей литературой. И не потому, что ее качество неудовлетворительно. А потому что сегодня качественный текст – это всего лишь еще один качественный текст.
Писатель создает высокохудожественную прозу и выносит ее на суд критика, с полным основанием рассчитывая на признание. А в ответ получает даже не условный императив («Можешь не писать – не пиши!»), но императив безусловный («Больше не пиши!»). И тухлый помидор вдогонку.
Андрей Немзер поставил современной литературе диагноз: «Пишут-то хорошо, но не понятно зачем». А вот слова Евгения Ермолина по конкретному, но типичному поводу: «┘большого смысла добыть из этой прозы невозможно. Так, набор случайностей, выставка причуд авторского воображения с некоторой толикой житейской наблюдательности». Иными словами, качество текстов может быть высоким, но все, что они заслуживают, – это двойное нажатие «Shift+Delete» (удаление минуя корзину).
Еще жестче борьба за место под солнцем в поэзии. Бурлаки поэтической строки козыряют свежими рифмами и требуют заслуженных лавров. А в ответ получают фигу. А все потому, что и в поэзии хорошее стихотворение сегодня – это всего лишь еще одно хорошее стихотворение.
Если простой читатель купит никчемную книгу, он имеет хотя бы то утешение, что сделал неудачный выбор. А литературный критик читает системно и видит картину целиком. Первое время, подобно белке в колесе, он уверен, что поднимается вверх, на что-то влияет, – тогда как он только вертится. А потом приходит прозрение. И еще одна гостья – иссиня-черная тоска. Абсолютная тщета.
В литературе, как и во всем другом, пресыщение ведет к аноргазмии. Остается лишь замолчать, как это сделали Вячеслав Курицын и Лев Пирогов. И это честно. По-витгенштейновски.
Все дело в том, что сегодня недостаточно, чтобы текст был хорошо написан. «Парад метафор» – неактуален. Актуален «парад Суперидей»: бредовых, энергичных, раскаленных.
Вообще сегодня важна уже не столько художественность текста, сколько два других критерия – «писатель минус его книги» (то есть яркость самой личности писателя) и «текст минус художественность» (то есть идейное наполнение). Первый критерий – тема для отдельного разговора. В этот раз мы остановимся на примерах, когда Суперидеи перевешивают недостатки художественной формы.
Часто приходится слышать, что Константин Кедров – заурядный поэт. Возможно, это так. Однако у него есть ряд Суперидей: «метаметафора», «метакод», «инсайдаут» и т.д. Эти идеи абсурдны? Но это, как сказал бы философ Вадим Руднев, «конструктивный абсурд». Поэтому Кедров останется в русской поэзии, а сотни превосходнейших версификаторов ожидает «Shift+Delete».
Другой пример – Юрий Мамлеев. О художественных достоинствах книг Мамлеева можно спорить, но у него есть ряд Суперидей: «метафизический реализм», «Последняя доктрина», «Россия Вечная» и т.д. Мамлеев займет место в пантеоне, а сотни превосходнейших стилистов заслужат «Shift+Delete».
Меня часто упрекают в пристрастии к поэзии Алины Витухновской. Но я вообще не считаю, что ее творчество – это поэзия. Я всего лишь отдаю должное геометрической красоте ее концепций, сводящихся к краткому исповеданию – своеобразно-извращенной «шахаде»: «Не будет ничего, кроме Ничто, и Витухновская – пророчица Его». Витухновская и ей подобные еще долго будут тревожить человечество в ночных кошмарах, а о превосходных поэтах, не слезающих с полос литературных изданий, через несколько лет никто не вспомнит.
Так что поговорим о людях с Суперидеями.