Анна Кравченко
Многое в жизни поэта происходит только в его воображении.
И. Айвазовский. Венчание поэта в Древней Греции. 1886. Национальная галерея Армении, Ереван
Виктор Листов. И дольше века длится синема. – М.: Материк, 2007. – 372 с.
Мне кажется, автор книги доктор искусствоведения Виктор Листов должен затрудняться, отвечая на вопрос о том, кто он по специальности. Историк? Киновед? Драматург? Пушкинист? Все одинаково верно. И все нашло отражение в книге.
В руках у читателя – весьма любопытный сплав исследований и эссе, рецензий и мемуаров. Издание приурочено к 100-летию отечественного кино, и поэтому суждения об экранном искусстве занимают в нем главное место. Тут все сплетено из неожиданных парадоксов.
Вот, скажем, отклик на картину Алексея Германа «Хрусталев, машину!». Это острая, точная реплика, в которой мы имеем уникальную возможность наблюдать, как в авторском сознании не уживаются, спорят ученый-историк и мемуарист, участник исторического события. Описание похорон Сталина, думаю, поднимается здесь до уровня хорошей художественной прозы.
Тот же мотив сочетания исследовательского и мемуарного подходов присутствует в двух эссе, озаглавленных «Кинематограф и утопия возврата» и «Разоружение анархистов». В первом – автор на материале кино размышляет о шестидесятнической иллюзии, будто счастье многострадальной страны обеспечивается возвращением от Сталина к Ленину, к аскетизму революционной поры. Но и мемуарист сильно напоминает о себе. Оказывается, в 1950-е годы автора таскали в КГБ за участие в подпольном кружке, изучавшем марксистскую классику. «Разоружение анархистов» можно счесть киноведческим трудом о сценарной подоснове документальных фильмов. А можно видеть здесь опыт Листова-сценариста, опирающегося на собственные воспоминания. Читатель узнает много нового, неожиданного о создании известных неигровых лент, снятых по сценариям автора книги: «Власть соловецкая» (режиссер Марина Голдовская), «Реформа на крови» (режиссер Виктор Лисакович), «Безумец бедный» (режиссер Игорь Калядин).
Последняя из перечисленных картин – о Пушкине. В ней предложена версия гибели поэта без решающего участия Жоржа Дантеса и Натальи Пушкиной.
Великому поэту – в кинематографическом контексте и вне оного – посвящено много страниц книги. Она завершается большим разделом «Пушкин: жизнь в воображении». Кажется, в нем нет ни слова прямо о кинематографе. Но раздел посвящен общим, единым для всех искусств, вопросам психологии творчества, поэтому работа органически завершает собою все издание.
В эссе «Пушкин: жизнь в воображении» Листов ставит старую проблему – что в произведениях поэта основывается на жизненном и культурном опыте, а что – на вольном творческом воображении автора. Автор идеалистически полагает воображение более влиятельным началом, чем жизненные реалии и круг чтения и наблюдения. Весьма забавно следить за ходом мысли Листова, когда он выявляет в научной биохронике Пушкина «факты», почерпнутые составителями из пушкинских текстов. Выясняется: в биографии поэта сегодня предъявляются некоторые эпизоды, существовавшие только в воображении поэта.
К недостаткам книги я бы отнесла некоторую ее разностильность. Рядом со многими живыми, воспринимаемыми на одном дыхании текстами есть статьи, написанные в академически бесстрастной манере. К счастью, их немного – две-три.
Дарья Гармоненко