Личность Карла Маркса я оцениваю с трудом. Как минимум разделяю острое желание Герберта Дж. Уэллса сбрить его фантасмагорическую бороду и посмотреть, что от него останется. Наверняка там (под бородой) окажется нечто необыкновенное. Типичный немецкий херр профессор – образ, с середины XVIII века являющийся посмешищем для всей образованной Европы, сумел стать «столпом и утверждением истины» для одних главных харизматиков и маразматиков последних 150 лет человеческой истории и основным врагом для других, но тоже главных. Клочковатое (в отличие от бороды), все на натяжках, не сводящее концы с концами мутное учение, изложенное к тому же еловым языком, возвышается загадочным идолом, вокруг которого творится история XX века.
Шумят многотысячные толпы, горят и строятся города, чадят крематории и металлургические заводы, взлетают ракеты, полуголые партизаны ползут сквозь джунгли. Роются сотни километров каналов, тянутся столько же км колючей проволоки, и все во славу или поругание загадочного истукана.
100 лет ставить планету раком, дабы доказать справедливость проекции гегелевской триадической диалектики на экономику индустриального общества. Стоило жить и работать стоило┘ Сам-то я Маркса не читал, естественно, но было бы наглостью и глупостью не уважать чудовищную мощь, с которой продукт его мышления был навязан окружающей действительности.
Значение Маркса для литературы и искусства сравнимо только со значением Фрейда и Ницше. Причем если Фрейд, чрезвычайно повлияв на литературу, живопись и кино, на скульптуру и музыку повлиял меньше, а Ницше, в свою очередь, вдохновил великих композиторов и ваятелей, но оставил равнодушным большинство великих кинорежиссеров и художников, Маркс оказался абсолютно универсален. Как говорилось в знаменитом советском фильме: «И житница, и кузница, и здравница┘»
Трудно найти пример фрейдо-ницшеанца. А за марксистом-ницшеанцем далеко ходить не надо (тот же Горький). И дотянувшие до наших дней фрейдо-марксисты (правда, вышедшие из моды и осточертевшие) еще вовсю продолжают морочить головы состоятельным студентам западных университетов.
Ну об изобразительных искусствах и говорить нечего. Все, кто ходит по площадям наших городов и залам наших музеев, нипочем не избегнут бронированной лысины и пещерной бороды отца-основателя. Важнее другое, Маркс стал неотъемлемой частью новой иконографии, коммунистического деисуса. Кроме Маркса, Энгельса и Ленина, представлявшими, так сказать, субстанцию образа, некоторые фигуры могли в зависимости от местночтимости добавляться и к композиции. От Мао Цзэдуна, Ким Ир Сена, Пол Пота, Вальтера Ульбрихта вплоть до совсем неожиданных фигур типа Агостиньо Нетто (поэт, между прочим) или Менгисто Хайле Мариама.
Маркс вообще стал некоторым эталоном всей знаковой системы социалистического искусства. Каждый образ в кино ли, в театре ли, в литературе ли и т.д. позиционировал себя на его фоне. Почему один профессор несколько рассеян, но благородно выглядит, опрятен, говорит ясно и его внимательно слушают, а другой – в косом пенсне, с кашей в бороде, носатый, брызжет слюной, трясется от злобы и вызывает смех и омерзение? Да потому, что первый – большевик (т.е. правильный марксист), а второй – меньшевик (т.е. марксист ни фига не правильный).
Почему один матрос подтянут, трезв и боеспособен, а другой – расхристан, пьян и бежит при первом выстреле? Почему Мечик в «Разгроме» трус и предатель, а Морозко – опытный командир и герой? Почему Клим Самгин сорок лет влачит бессмысленное существование и гибнет дурацки, но вполне закономерно, а Кутузов каждый случайный разговор наполняет глубоким смыслом и вербует новых сторонников на борьбу за великое дело? Примеры можно множить бесконечно. Умственные, волевые, нравственные, даже эстетические качества персонажа полностью определяются его отношением к марксизму. Далее литература вторгается в жизнь. В знаменитом «Завещании Ленина» «любимец партии» Бухарин всем хорош (особенно по сравнению со жлобом и бычарой Сталиным), но назначить его старшим никак нельзя, потому что он не овладел в совершенстве марксистской диалектикой.
Бухарин был «крышей» Мандельштама, и ежели бы он этой диалектикой овладел, то, глядишь, в Сучан поехал бы Демьян Бедный или Борис Пастернак, а Осип Эмильевич продолжал бы еще долгие годы радовать нас своим талантом. Вот те и значение марксизма для литературы. Кстати, многие черты «неправильных марксистов» неожиданно стали проступать в остро современных образах персонажей, «шакалящих у иностранных посольств».
И последнее. Марксизм основал ту невероятно склочную и талантливую литполемику, которая и поныне является гордостью русской литературы.
Десятки страниц «Былого и дум» посвящены ругани на Маркса и «марксидов». Бакунин обзывал Учителя «еврейским ростовщиком», а в ответ получал от него «агента ФСБ, пардон, Охранки» и «дикого татарина». Короче, те приемы дискуссии принялись на русской почве, дав блестящие образы в лице Розанова, Салтыкова-Щедрина и десятков литераторов калибром поменьше.