Requiescat in pace

У каждого есть ушедшие близкие и друзья, и это нас объединяет.
Фото Артема Житенева (НГ-фото)

Давно недоумеваю, почему в однообразной россыпи газетно-журнальных изданий, бессмысленно клонирующих друг друга, отсутствует газета некрологов. Мало того, что ниша не занята. Так еще – весьма прибыльная ниша. Между прочим, суворинское «Новое время» – самое популярное дореволюционное издание – печатало некрологи на первой полосе, что приносило ежедневный доход в сто рублей, сумма по тем временам огромная.

Ну правда, что еще привлекает такое внимание публики? Я сам помню старую «Вечернюю Москву», которая едва ли не единственная в СССР печатала некрологи. Так с них начиналось чтение газеты и зачастую заканчивалось. Такое издание обгонит по популярности газеты телепрограмм. И сразу скажу, ернический тон тут неуместен. Ввиду особой темы, как сказал классик, не допущу много смеха и шуток, чтобы не обидеть оставшихся в живых.

Такая перспективность газеты некрологов, думаю, не только в умеренной некрофилии, присущей, согласно психоанализу, всем нормальным людям. Сама структура новостей такова, что сообщение о чьей-то смерти оказывается их высшей точкой, подобной разряду информационного электричества. Муж бежит на кухню: «Бачинский погиб!» Жена вскрикивает перед телевизором: «Абдулов умер!»

Пока я вынашивал эту идею, смерть и вовсе вышла из берегов. Високосный год ли тому причиной. Эпоха ли заканчивается. На земле ли не мир и в человецех не благоволение, – но как прорвало. Как бы ни поправлять эту статью, а к ее выходу список пополнится невероятно. Балерина Наталья Бессмертнова и создатель космического скафандра Гай Северин, артисты Александр Абдулов и Борис Хмельницкий, создатель танка Николай Попов и поэт Станислав Золотцев, чемпионка мира по боксу Елена Сабитова и легенда программирования Кен Хендерсон, Беназир Бхутто и Сухарто, мать Сильвио Берлускони и дочь Андрея Мальгина, актер Хит Леджер и гуру Махариши Махеш Йоги, художники Никита Гашунин и Юрий Бурджелян, искусствовед Вадим Полевой и рок-певец Егор Летов, кубинский барабанщик Тата Гуинес и надежда мировой нанофизики Вадим Шпитальник, кардиолог Валерий Шумаков и скульптор Зоя Масленикова, шахматист Роберт Фишер и секретарь ЦК КПСС Михаил Соломенцев, поэт Лазарь Шерешевский и глава мормонов Гордон Хинкли, режиссер Борис Голубовский и философ Карл Кантор, олигарх Бадри Патаркацишвили и адмирал Георгий Егоров...

Кроме слова «жуть», других не находишь. Так настигает ощущение глобального сдвига, конца эпохи – через уход людей, эту эпоху составлявших. Не об этом ли стоит размышлять в предчувствуемой газете некрологов, после утоления информационного голода рассказа об ушедших?

Одной из провозвестниц конца коммунистической мертвечины стала газета «Советский цирк», в которой рассказывалось о свободе, культуре, политике. Так, может, летаргический сон нынешних российских СМИ прервет газета поминания?

Умер американский сенатор Том Лантос. Из ЖЖ nevzlin я узнал тогда, что он был венгерским евреем. В 16 лет участвовал в Сопротивлении, попал в концлагерь, спасся благодаря Раулю Валленбергу, 27 лет был конгрессменом, избираясь туда 13 раз, дружил с Ходорковским, знал на себе, что такое тоталитаризм, и, отмечая летом 2003 года в Будапеште день рождения, настоятельно предлагал Ходорковскому не возвращаться в Россию. «Миша не соглашался, говорил, что лучше знает Россию. Том ответил ему: «Возможно, ты лучше знаешь Россию, но я дольше живу. Путины везде и всегда одинаковы».

На самом деле некрологи играют важную культурную роль сохранения памяти о людях, об их деяниях, о вкладе в цивилизацию. Память – то, на чем держится сама культура. Почти все, кто нас учит в ней, – умерли. Надо только оживить ее от беспамятства на краткий миг нашего в ней пребывания, опамятоваться.

Кажется, масоны обращали специальное внимание на написание некрологов как на общекультурный вклад. Не будем про масонов, которых сегодня готовят там же, где и все остальное. А вот идея былых братьев вполне здравая и вряд ли кем-то оспариваемая.

Соединение трудов и дней личности, воспоминание об умерших (и родившихся) – чем не высокая просветительская роль того же издания: «R.I.P. – requiescat in pace – Да упокоится в мире».

Кстати, только что выяснили, что гений Возрождения Пико делла Мирандола (1463–1494) был умерщвлен в возрасте 31 года. Ученые эксгумировали его останки и определили в них чрезмерное содержание мышьяка и ртути. Подозрения об отравлении были и сразу после кончины радикального мыслителя XV века. Заодно сообщили, что он был высок по понятиям своего времени – около 180 сантиметров, крепок, с большой головой. А его друг и возможный любовник, поэт Анджело Полициано, умерший от сифилиса незадолго перед кончиной Пико делла Мирандолы, был ростом 150 сантиметров.

Или Наполеон, который, оказывается, умер не от мышьяка, как говорили. У него и в молодости мышьяка в волосах было не меньше, чем перед смертью. Вообще, как выяснилось, люди двести лет назад были пропитаны мышьяком. Загадка, но другая.

Это к слову о том, что подобная газета была бы любопытна и в культурно-просветительском качестве. Встряска чужой смерти – еще и позыв к познанию. Помню, как в 15 лет начал читать Илью Эренбурга на следующий день после его смерти. Слышал о скандале, связанном с его книгой «Люди, годы, жизнь». Трехтомник был на полке, но руки дошли, только когда автор умер. 1967 год. Это чтение переменило всю жизнь. Недоучка советской школы, я вдруг узнал россыпь имен Серебряного века, утаенных гениев культуры. Да еще в той интонации, которую до сих пор слышу. Нет, все мы не умрем...

Мемуарная часть, воспоминания об ушедших, рассказы и интервью – еще одна сторона предполагаемого издания. Сам ее стиль может задавать модуль уважительного отношения к усопшим, ныне почти отсутствующего. Изменить варварское отношение к человеку – что живому, что нет.

Газета некрологов, в которой смерть – информационный повод, будет нести и важную социальную роль. Ныне смерть зачастую – слепая строка в новостях: того застрелили, этих зарезали, те взорвались, ту нашли мертвой. Но каждый имеет биографию, друзей, близких. Ушедший без потомства прерывает цепь, шедшую с сотворения мира.

У мертвого есть лицо. Знание о нем дает личное ощущение утраты. Возвращает ценность личности. Об умершем мы читаем едва ли не с большим интересом, чем о живом. Может, и впрямь «они любить умеют только мертвых», как писал Пушкин? Но лучше так, чем никак. Тенью выявляется свет. Вглядевшись в мертвое лицо, может, больше оценим его живым? Вал смертей, захлестнувший нас ныне, – может, это знак, что само информационное поле вокруг нас расширилось необычайно. Сегодня мы знаем, слышали, видим намного больше людей, чем когда-либо. Но не намного ли меньше, чем нужно для душевной полноты?

Жизнь меняется на глазах. Вглядимся в нее пристально и до конца.