Современники могут довольствоваться лишь неудачами гения, тогда как потомки рискуют пожать их плоды. Одни предшественники вправе претендовать на истоки гения, ибо он создает для себя самого, а не для собственного окружения, в котором не преминет затесаться какой-нибудь другой гений, чтобы отделаться банальностью: «Негения может понять только негений», но с опорой на тех непризнанных гениев, которые еще в прошлом и за которых ни один современник никогда не вступится. Вот почему гению так трудно признать другого гения среди своих современников, что питает традицию непризнанной гениальности, которая может оказаться единственной из возможных, ибо нелегко предположить традицию признанной гениальности. Вот почему гений всегда обращен назад – к истокам непризнанной гениальности. Вот почему idee fixe для гения служит поиск ответа на вопрос: «Какова природа признанной гениальности?», который является антропологическим водоразделом, определяющим истинную человечность от лживой – «слишком человеческого».
Признанная гениальность разоблачает в гении его божественную цель, заключающуюся в обожении Бога в своих тварных созданиях. Если гений признан – значит с него сорван лик самого Бога, чья божественность может быть перехлестнута через человеческий край, и тогда мы с неизбежностью столкнемся со злом и его персонификацией – Сатаной. Вот почему такой трюизм, как «гения может понять только гений», еще долго будет препятствовать нашему подлинному вопрошанию о признанной гениальности, синонимом которой в XX столетии стала трансдискурсивная личностность. Вот почему о признанности того или иного гения нельзя сказать постфактум, но лишь авансом, анонсом или почти что нонсенсом – анонсенсом, идентифицировать который не рискнет ни гений, ни негений. Вот почему ответ на вопрос: «Как же все-таки происходит признание гениальности?» – является самым фундаментальным в ее определении, а его генеалогия может вовсе не совпасть с антропогенезом, тем более – с происхождением конкретного гения. Вот почему гений рискует не увидеть в другом гении именно другого гения, а не себя самого, провоцируя изначальную обращенность гения к истокам непризнанной гениальности, тогда как истоки признанной гениальности всегда устремлены вперед.